– И я ему поверил. Я был убеждён, что он более несчастен и жалок, чем я когда-либо был в своей жизни. И с каждым днём я чувствовал себя в этом доме всё более и более неловко. Кормили меня прекрасно, женщины постоянно не было дома – она ходила по больным – так что почти всё время я проводил наедине со стариком. Мы много беседовали о моей жизни. Мне нравилось с ним разговаривать. Я сказал ему, что заплатить за его доброту не смогу, так как не располагаю деньгами, но что сделаю всё возможное, чтобы ему помочь. На это он ответил, что помочь ему невозможно, что он готов умереть, но если я действительно говорю искренне, то он хотел бы, чтобы после его смерти я женился на его жене. И тут я понял, что старик рехнулся. И ещё я понял, что нужно бежать, и чем раньше, тем лучше.
Дон Хуан рассказал что, когда достаточно окреп, чтобы ходить без посторонней помощи, бенфактор самым жутким образом продемонстрировал ему свои способности сталкера. Без какой-либо подготовки или предупреждения, он столкнул дона Хуана нос к носу с неорганическим существом. Почувствовав, что дон Хуан собирается сбежать, он воспользовался возможностью напугать его своим союзником, который мог становиться похожим на чудовищной наружности человека.
– Увидев этого союзника, я едва не сошёл с ума, – продолжал дон Хуан. – Я не мог поверить своим глазам, но чудовище стояло передо мной. А немощный старик стоял рядом и хныкал, моля чудовище о пощаде. Видишь ли, мой бенефактрор был похож на древних видящих – он умел выдавать свой страх порциями, а союзник на это соответственно реагировал. Но я-то этого не знал. Я только видел собственными глазами, что к нам приближается совершенно ужасающее создание, готовое нас растерзать.
– В мгновение, когда союзник, шипя подобно змее, ринулся на нас, я рухнул без чувств. Когда я пришёл в себя, старик сказал, что ему удалось с чудовищем договориться.
Он объяснил, что чудовищный человек согласился оставить их обоих в живых при условии, что дон Хуан станет ему служить. Предчувствуя недоброе, дон Хуан спросил, в чём будет заключаться служба. Старик ответил, что это будет практически рабство, но напомнил, что жизнь дона Хуана почти закончилась несколько дней назад, когда в него стреляли. И если бы они с женой его не подобрали и не остановили кровотечение, он бы непременно скончался. Так что торговаться всё равно не имеет смысла, ибо торговать нечем и не на что. Чудовищному человеку всё это было известно, поэтому он мог диктовать условия. Старик сказал дону Хуану, что раздумывать нечего – надо соглашаться. Чудовищный человек стоит за дверью и всё слушает. И если дон Хуан откажется, он ворвётся в комнату и прикончит их на месте. И этим всё закончится.
У меня хватило выдержки ещё на то, чтобы спросить у старика, который весь дрожал, как осиновый лист, каким образом чудовищный человек собирается нас убивать, – продолжал дон Хуан. – Старик ответил, что монстр планирует переломать все наши кости, начиная со ступней. При этом мы будем дико кричать и корчиться в невыразимых муках. А смерть наступит не ранее, чем пять дней.
И я мгновенно согласился на любые условия. Со слезами на глазах он поздравил меня и сказал, что уговор, который он заключил монстром, на самом деле не так уж плох. Мы должны были превратиться не столько в рабов, сколько в пленников чудовищного человека. Кормить нас будут как минимум дважды в день, и, сохранив себе жизнь, мы сможем заняться поисками пути к освобождению. Мы сможем строить планы, придумывать различные уловки и бороться за то, чтобы вырваться из этого ада.
Дон Хуан улыбнулся, а затем разразился хохотом. Он заранее знал, как я отнесусь к нагвалю Хулиану.
– Я же говорил тебе, что ты расстроишься, – сказал он.
– Я, правда, не понимаю, дон Хуан, – сказал я, – какой был смысл во всём этом крайне сложном маскараде?
– Всё очень просто, – по-прежнему улыбаясь, ответил он. – Это – другой метод обучения, причём очень хороший. От учителя он требует громаднейшего воображения и не меньшей степени контроля. Мой метод обучения гораздо ближе к тому, что называешь обучением ты. Он требует огромного количества слов. Я – специалист наивысшего класса по части растолковывания. Нагваль Хулиан был мастером высшего класса по части сталкиига.
Дон Хуан сказал, что видящие используют два метода обучения; и что он знаком с обоими. Первый метод заключается в предварительном объяснении всего, что будет с человеком происходить. Лично дон Хуан отдаёт предпочтение именно этому методу, поскольку он является системой, которая предполагает свободу выбора и понимание. Метод его бенефактора, наоборот, был более принудительным и не давал возможности ни выбирать, ни понимать. Но его огромное преимущество – в том, что он заставляет воина непосредственно переживать концепции видящих без каких бы то ни было промежуточных объяснений.
Как объяснил далее дон Хуан, всё, что проделывал с ним его бенефактор, было шедевром стратегии. Каждое своё слово и действие нагваль Хулиан тщательно подбирал таким образом, чтобы добиться вполне определённого эффекта. Он был необычайно искусен в создании наиболее подходящего контекста, в котором слова и действия не могли не оказать необходимого воздействия.
– В этом заключается метод сталкеров, – объяснил дон Хуан. – Он развивает не понимание, а полное осознание. Вот, например: мне потребовалось много времени – вся жизнь – на то, чтобы понять, что проделал нагваль Хулиан, когда столкнул меня нос к носу с союзником. Хотя осознал я всё без каких бы то ни было объяснений в тот самый миг, когда это произошло. Хенаро, скажем, вообще не понимает своих манипуляций – об этом речь у нас с тобой уже шла – но он осознаёт всё, что делает, с предельной остротой и ясностью. Если точка сборки была сдвинута со своего обычного места методом подробного объяснения – как, например, происходит с тобой – то всё время сохраняется необходимость во внешней помощи не только для осуществления реального перемещения точки сборки, но и для объяснения происходящего. Если же точка сборки была сдвинута с помощью метода сталкеров, как было со мной и с Хенаро, то необходимость сохраняется только в начальном каталитическом действии, которое выдернуло бы точку сборки из нормального положения.
Дон Хуан сказал что, когда нагваль Хулиан столкнул его с чудовищного вида союзником, его точка сборки начала сдвигаться от страха. Испуг такой степени интенсивности в сочетании с ещё не совсем восстановившимся после ранения здоровьем оказался идеальным средством для смещения точки сборки. Для компенсации вредного воздействия страха требовалось несколько смягчить ситуацию, но при этом не свести на нет результат. Объяснение свело бы эффект страха к минимуму, и результат был бы поставлен под сомнение. А нагваль Хулиан хотел быть уверенным в том, что сможет воспользоваться каталитическим эффектом испуга столько раз, сколько потребуется. И в то же время ему нужна была гарантия того, что он сможет смягчить разрушительное воздействие испуга. Потому он и устроил весь этот маскарад. Чем более подробными и драматическими были его рассказы, тем большим смягчающим эффектом они обладали. Он как бы оказался в одной лодке с доном Хуаном, и тому не было так страшно, как было бы, если бы он знал, что одинок.
– Благодаря своему драматическому таланту, – продолжал дон Хуан, – бенефактор умудрился сдвинуть мою точку сборки достаточно далеко для того, чтобы сразу же воспитать во мне два основных качества воина: непреклонное усилие и несгибаемое намерение. Я знал что стать когда-нибудь свободным я смогу, только настойчиво и систематически работая в сотрудничестве с немощным старцем, нуждавшемся, как я полагал, в моей помощи не меньше, чем я нуждался в его. Я знал без тени сомнения, что больше на свете хочу именно этого.
В следующий раз мне удалось поговорить с доном Хуаном только через два дня. Было раннее утро, мы прогуливались с ним по главной площади Оахаки. Дети шли в школу, люди направлялись в церковь, кое-кто сидел на скамейках, а водители такси ожидали туристов возле городского отеля.
– Само собой разумеется, самым сложным делом на пути воина является сдвиг точки сборки, – сказал дон Хуан. – Когда она начала перемещаться, заканчивается собственно поиск воина. С этого момента характер пути изменяется, он становится поиском видящего.
Он ещё раз повторил, что сдвиг точки сборки – главная и единственная задача пути воина. Древние видящие этого абсолютно не понимали. Они считали, что смещение точки сборки – своего рода стрелка, определявшая их положение на шкале достоинства. Им никогда даже в голову не приходило, что всё воспринимаемое ими определяется именно этим смещением.
– Метод сталкеров, – продолжал дон Хуан, – когда его применяет такой мастер, как нагваль Хулиан, позволяет достичь просто потрясающих сдвигов точки сборки. Изменения, при этом возникающие, весьма устойчивы. Видишь ли, когда наставник-сталкер становится надеждой ученика и его опорой, он добивается полной готовности к сотрудничеству и полного вовлечённости своего подопечного в действие. Полная готовность к сотрудничеству и полная вовлечённость в действие – важнейшие результаты применения метода сталкеров, и нагваль Хулиан был непревзойдённым мастером по части их достижения.
Дон Хуан сказал, что нет никакой возможности описать то удивление и замешательство, которое он испытывал, всё больше и больше узнавая богатство и сложность личности нагваля Хулиана и его жизни. Имея дело с запуганным, хилым и вроде бы совершенно беспомощным стариком, дон Хуан чувствовал себя довольно уверенно. Но однажды, вскоре после того, как они заключили свой договор с чудовищным человеком, его уверенность была рассеяна в прах: нагваль Хулиан в очередной раз жёстко продемонстрировал ему своё мастерство сталкера.
К тому времени дон Хуан был уже вполне здоров, но нагваль Хулиан по-прежнему спал с ним в одной комнате и продолжал за ним ухаживать. Как-то, проснувшись утром, нагваль Хулиан объявил, что их тюремщик на пару дней уехал, а это значит, что можно на время перестать притворяться стариком. Он признался дону Хуану, что делал это всё время для того, чтобы одурачить чудовище.
Не давая дону Хуану опомниться, он с невероятной ловкостью вскочил со своей циновки, наклонился, засунул голову в ведро с водой и некоторое время её там подержал. Когда он выпрямился, волосы его были черны как смоль, седина вся смылась, и перед доном Хуаном предстал человек лет тридцати пяти-сорока. Он играл мускулами, глубоко дышал и потягивался всем телом, словно очень долго просидел в тесной клетке.
– Когда я увидел нагваля Хулиана в образе молодого человека, я решил, что передо мною – сам дьявол, – продолжал дон Хуан. – Я закрыл глаза, решив, что конец мой близок. Нагваль Хулиан хохотал до слёз.
Затем нагваль Хулиан привёл дона Хуана в чувство, заставив его несколько раз сдвинуться из правой стороны осознания в левую и обратно.
– Два дня молодой человек буквально носился по дому, – продолжал дон Хуан. – Он рассказывал мне истории из своей жизни и шутил, заставляя меня то и дело кататься по полу от хохота. Но ещё более поразительные изменения произошли с его женой. Она сделалась стройной и по-настоящему красивой. Мне казалось, что это – совершенно другая женщина. Я с восторгом говорил о том, насколько неузнаваемо она изменилась и какой красавицей выглядит теперь. Молодой человек сказал, что, когда их тюремщик уезжает, она действительно становится совсем другой женщиной.
Дон Хуан засмеялся и сказал, что слова его дьявольского бенефактора были истинной правдой. Поскольку женщина и в самом деле была совсем другой видящей из команды нагваля.
Дон Хуан спросил у молодого человека, зачем они притворяются. Молодой человек взглянул на дона Хуана, глаза его наполнились слезами, и он сказал, что тайны мира воистину непостижимы. Он и его молодая жена попали в сети некой необъяснимой силы и вынуждены прибегать к притворству, чтобы защититься. А, поскольку тюремщик их всё время подсматривает сквозь щели в двери, ему приходится сохранять образ немощного старца всё время. Он просил дона Хуана простить его за вынужденный обман.
Дон Хуан поинтересовался, кем является этот страшный человек чудовищной наружности. Глубоко вздохнув, молодой человек ответил, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Он сказал, что, хотя сам и является человеком образованным – известным театральным актёром из Мехико-Сити, найти какие-либо объяснения происходящему он не в силах. Он знает только то, что прибыл ода для лечения туберкулеза, которым страдал уже много лет. Когда родственники привезли его к целительнице, он уже почти умирал. Она помогла ему поправиться, и он безумно влюбился в красивую молодую индеанку, а затем и женился на ней. Он собирался увезти её в столицу, где они смогли бы разбогатеть благодаря её искусству целителя.
Прежде, чем они отправились в Мехико, она предупредила его, что им придётся изменить внешность, чтобы ускользнуть от одного мага. Как она объяснила, мать её тоже была целительницей, и обучал её как раз этот мастер магии. А потом он потребовал, чтобы её дочь осталась с ним на всю жизнь. Молодой человек сказал, что не стал тогда расспрашивать жену о её взаимоотношениях с магом. Её освобождение было единственным его стремлением, поэтому он замаскировался под старика, а её замаскировал под толстуху.
Но история их не окончилась счастливо. Их поймал жуткий человек и заточил в неволю. Они не отважились снять маскировку в присутствии того ужасающего чудовища, и при нём всегда делали вид, что ненавидят друг друга. На самом же деле они друг в друге души не чают и живут исключительно ради тех немногих дней, когда он уезжает.
Дон Хуан рассказал, как молодой человек обнял его за плечи и сообщил, что единственное безопасное место в доме – комната, в которой спит дон Хуан. И он попросил дона Хуана выйти и постоять немного на страже, пока они с женой будут заниматься любовью.
– Весь дом сотрясался от их страсти, – рассказывал дон Хуан. – А я тем временем сидел снаружи чувствуя неловкость оттого, что всё слышу, и в смертельном страхе ожидая, что чудовище с минуты на минуту возвратится. И, будь уверен, в конце концов я услышал его шаги у входной двери. Я принялся колотить в дверь комнаты. Они не отвечали. Я вошёл. Молодая женщина спала там в обнажённом виде, молодого же человека нигде не было видно. Никогда в жизни я не видел такую красивую женщину обнажённой. И я всё ещё был очень слаб. И я слышал как гремит чем-то за дверью чудовищный человек. Стеснение моё и страх были столь велики, что я упал в обморок.
Рассказ о нагвале Хулиане привёл меня в состояние крайнего раздражения. Я заявил дону Хуану, что не понимаю, в чём ценность мастерства нагваля Хулиана в области сталкинга. Дон Хуан слушал, не перебивая. А я всё нёс и нёс какую-то околесицу.
Когда мы, наконец, присели на скамейку, я чувствовал страшную усталость. И на вопрос дона Хуана, чем же всё-таки меня так расстроил рассказ о методе нагваля Хулиана, я не смог ответить ни слова.
– Я не могу отделаться от ощущения, что он был просто злостным насмешником, – произнёс я наконец.
– Злостный насмешник своими выходками ничему целенаправленно не учит, – возразил дон Хуан. – А нагваль Хулиан разыгрывал драмы – магические драмы, которые требовали сдвигов точки сборки.
– А мне он кажется матёрым эгоистом, – настаивал я.
– Ты пытаешься выносить суждения, – сказал дон Хуан. – Потому он и кажется тебе таковым. Ты – моралист. Я и сам через всё это прошёл. И, ели ты испытываешь такие чувства, только услышав о делах нагваля Хулиана, то можешь себе представить, что испытывал я, живя в его доме годами. Сначала я осуждал его, потом боялся, и наконец – завидовал ему. И ещё я любил его, но зависть моя превосходила мою любовь. Я завидовал его лёгкости, его таинственной способности по желанию становиться то молодым, то старым, я завидовал его потрясающему чутью и, прежде всего – его умению влиять на любого, с кем он имел дело. Я чуть на стену не лез от зависти, когда слышал, как он втягивает людей в интереснейшие беседы. У него всегда было что сказать. А у меня – не было. И я ощущал себя тупым и никому не нужным.
Откровения дона Хуана слегка привели меня в себя. Мне захотелось, чтобы он сменил тему, мне не нравился его рассказ о том, что он был таким же, как я. Ведь я привык думать о нём, как о ком-то несравненном. Он явно почувствовал, что со мной происходит, и рассмеялся, потрепав меня по спине.
– Я рассказываю тебе о своей зависти, – продолжил он, – для того, чтобы ты понял важнейшую вещь: всё наше поведение и все наши ощущения диктуются только позицией точки сборки. И моим большим недостатком в то время, о котором я тебе рассказываю, было непонимание этого принципа. Я не прошёл закалку, я был неопытен. Я жил чувством собственной важности, как живёшь сейчас ты, потому что в соответствующем ему месте располагалась моя точка сборки. Видишь, ли я не знал ещё тогда, что точка сборки смещается приобретением новых привычек, что она сдвигается усилием воли. А когда мне удалось сместить точку сборки, я вдруг обнаружил: с несравненными воинами вроде моего бенефактора и его команды можно иметь дело, только не обладая чувством собственной важности. Только этим достигается беспристрастное к ним отношение. Понимание бывает двух видов. Первый – просто болтовня, вспышки эмоций и ничего более. Второй – результат сдвига точки сборки. Этот вид понимания совмещается не с эмоциональными выбросами, но с действием. Эмоциональное осознание приходит годы спустя, когда воин закрепил новую позицию точки сборки многократным её использованием. Нагваль Хулиан неустанно вёл нас к такого рода смещению. Он добился от нас полной готовности к сотрудничеству и полной вовлечённости в те драмы, которые разыгрывал, и которые были ярче самой жизни. Например, разыграв драму молодого человека, его жены и их тюремщика, он полностью овладел моим нераздельным вниманием и сочувствием. Для меня вся эта история со стариком, который оказался молодым, выглядела очень убедительно. Я видел чудовище собственными глазами, а это значило, что он мог рассчитывать на моё безусловное полное участие.
Дон Хуан сказал что нагваль Хулиан был магом и волшебником, способным управлять волей с виртуозностью, непостижимой с точки зрения обычного человека. В его драмах принимали участие волшебные персонажи, вызванные к жизни силой намерения. Таким персонажем было, например, неорганическое существо, способное принимать гротескную человеческую форму. Сила нагваля Хулиана была настолько безупречна, – продолжал дон Хуан, – что он мог заставить чью угодно точку сборки сдвинуться и настроить эманации, необходимые для восприятия любых задуманных нагвалем Хулианом элементов картины мира. Благодаря этому он мог, например, выглядеть слишком молодым и слишком старым для своего возраста, в зависимости от того, какие цели преследовал. И все, кто знал нагваля Хулиана, могли сказать о его возрасте лишь одно: неопределённый. В течение тридцати двух лет нашего с ним знакомства он то выглядел совсем молодым, как ты сейчас, то становился стариком, настолько немощным, что едва мог ходить.
Дон Хуан сказал, что под воздействием бенефактора его точка сборки начала смещаться – очень незаметно, однако основательно. Однажды, например, дон Хуан ни с того, ни с сего вдруг осознал в нём присутствует страх. И страх этот, с одной стороны, не имеет для него никакого смысла, а с другой стороны – является самым главным, что у него есть.
– Я боялся, что, из-за своей глупости я не смогу достичь свободы и повторю жизненный путь своего отца, – объяснил дон Хуан. – Нет, не думай, в жизни моего отца не было ничего особенно плохого. Он жил и умер не лучше и не хуже, чем живёт и умирает большинство людей. Важно другое: моя точка сборки сдвинулась, и в один прекрасный день я вдруг понял что жизнь моего отца и его смерть ничего ровным счётом не дали. Ни ему, ни кому бы то ни было другому.
– Бенефактор говорил мне, что жизнь моих родителе нужна была только для того, чтобы родился я. Так же, как жизнь их родителей нужна была для того, чтобы родились они. Воин относится к жизни иначе. За счёт сдвига точки сборки он отдаёт себе отчёт в том, какой невероятно огромной ценой оплачена его жизнь. Этот сдвиг рождает в осознании воина почтение и трепет, которого никогда не испытывали его родители ни перед жизнью вообще, ни перед собственной жизнью в частности. Нагваль Хулиан не только добивался фантастических успехов в смещении точек сборки своих учеников, но также получал от этого неслыханное удовольствие. И, конечно, работая со мной, он развлекался постоянно. Позже, когда через несколько лет на горизонте начали появляться другие видящие моей будущей команды, я и сам каждый раз предвкушал занятные ситуации, которые он для каждого из них придумывал.
– Когда нагваль Хулиан покинул мир, восторг ушёл вместе с ним, чтобы никогда не вернуться. Иногда нас развлекает Хенаро и даже временами приводит в восторг, но это – не то. Никто не может занять место нагваля Хулиана. Его драмы всегда превосходили всё, что может встретиться в жизни. Уверяю тебя, мы все даже понятия не имели, что такое истинное наслаждение до тех пор, пока не увидели, что делает он сам, когда некоторые из его драм выходят ему боком.
Айвенго » 12 ноя 2024, 07:17 
