Зверь и его Муза: ( Художник Анатолий Зверев и Ксения Асеева)
Он бешено ревновал, хотя был младше на 40 лет, и писал бесчисленные портреты любимой
Анатолий Тимофеевич Зверев (1931–1986) — советский художник-авангардист и график. Сформировался как художник в основном самостоятельно.
В начале семидесятых добропорядочные жители «мемориального» дома № 2 по Камергерскому переулку были не на шутку встревожены: в квартиру вдовы поэта Николая Асеева то и дело приезжала милиция.
Люди воспитанные и интеллигентные, соседи ограничивались лишь разговорами вполголоса, но удивляться было чему: никто и подумать не мог, что статная старуха, сохранившая царственную посадку головы и следы былой красоты на аристократичном лице, угодит в подобный скандал. Приветливая, улыбчивая, Ксения Михайловна всегда держалась обособленно: c соседями не сближалась, в гости никого не приглашала, только что мило раскланивалась у порога своей квартиры.
Однако странного посетителя, который то и дело наведывался к прославленной музе поэтов Серебряного века, не заметить было невозможно. Молодой – лет около сорока – бородатый мужчина с всклокоченными волосами, неопрятный, замызганный, в мятой рубашке наизнанку.... на сочувственные ахи, вздохи и искреннее недоумение «Ксения Михайловна, зачем вы его терпите, этого забулдыгу?!» спокойно и гордо отвечала: «Этот человек – мой любовник».
Пьяного скандалиста звали Анатолий Зверев, и он был обыкновенным гением.
Впрочем, Ксения Синякова-Асеева (Оксана, или Ксана, как называли её близкие) тоже была фигурой легендарной.
«Синяковых пять сестёр, – писала Лиля Брик. – Каждая из них по-своему красива. Жили они раньше в Харькове, отец у них был черносотенец, а мать человек передовой и безбожница. Дочери бродили по лесу в хитонах, с распущенными волосами и своей независимостью и эксцентричностью смущали всю округу. Все пятеро были умны и талантливы. В их доме родился футуризм. Во всех них поочерёдно был влюблён Хлебников, в Надю – Пастернак, в Марию – Бурлюк, на Оксане женился Асеев».
Красота сестёр была воспета многократно. Ведь это об Оксане Велимир Хлебников вдохновенно писал в поэме «Синие оковы»: «И жемчуг северной Печоры /Таили ясных глаз озёра…»
Открытый и гостеприимный дом Синяковых, а также их дача Красная Поляна вблизи Харькова стали центром притяжения для талантливой молодёжи. Кубисты, футуристы, авангардисты и бунтари всех мастей увлечённо спорили, размахивая руками, обменивались идеями и мечтали о славе. Сёстры – хохотуньи, выдумщицы, большие оригиналки и затейницы – составляли ядро этого мирка.
Частым гостем Синяковых был Владимир Маяковский, весь в чёрном: в чёрном плаще, чёрной шляпе и с огромной розой в петлице, страшно застенчивый и неловкий. Он безумно влюбился в старшую Зинаиду, но чувство оказалось безответным. Любовь к младшей, Вере, тоже не встретила взаимности. «И сколько я ни знаю женщин, никакой удачи у него не было… Маяковский ведь очень красивый был, мужественный, и в чем дело – непонятно», – вспоминала Мария Синякова.
Скромный и очень вежливый Николай Асеев не мог соперничать в оригинальности и томном лоске с высокомерным красавцем Хлебниковым или статным Пастернаком, в котором чувствовалась внутренняя сила и скрытая страстность, однако именно он покорил сердце Ксаны – стройной, грациозной голубоглазой богини с длинными вьющимися белокурыми косами.
Супруги прожили в счастливом союзе почти полвека – до смерти поэта. Николай Николаевич обожал и боготворил жену, именно ей посвящены его лучшие стихотворения, включая одно из самых известных:
Я не могу без тебя жить! Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть, Мне без тебя и Москва — глушь.
Мне без тебя каждый час – с год, Если бы время мельчить, дробя;
Мне даже синий небесный свод Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать – Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать, Кроме твоих драгоценных шагов.Ксения Михайловна трогательно и преданно заботилась о муже, который страдал от астмы, а в последние годы – от туберкулёза, поддерживала его во всех начинаниях; овдовев в 1963 году и оставшись одна в квартире в Камергерском, вела тихую уединённую жизнь, занималась литературным наследием Николая Асеева и общалась только с сёстрами – оставшимися в живых на тот момент Марией, Надеждой и Верой.
Пока в её жизнь не ворвался Зверь. Именно так друзья и коллеги называли художника-авангардиста Анатолия Зверева, который был известен не только своим ярким талантом, но и буйным нравом.
Жизнь богемного чудака – бездомного, бесприютного и вечно страдающего от безденежья – была его осознанным выбором. Ночевал где придётся, носил что дадут, спал, укрываясь газетами, и рисовал – так же страстно, экспрессивно, бешено, как и жил. Рисовал всем, что попадётся под руку, включая бритвенные помазки, кухонные ножи и собственные пальцы, яростно бросал мазки на бумагу или холст, забрызгивая краской стены и обои в квартирах своих моделей; напивался до белых зайцев, за бесценок или бутылку водки отдавал картины, которые впоследствии продавались на аукционах за огромные деньги.
Несмотря на маргинальный образ жизни и отсутствие официального признания, Зверев был в художественных кругах фигурой весьма известной. Он считался самым модным портретистом Москвы, его полотна покупали, ему мечтали позировать, за ним «гонялись», невзирая на сложный, абсолютно неуправляемый характер, и называли «русским ван Гогом»
Зверева активно поддерживает и пропагандирует крупнейший советский коллекционер русского авангарда Георгий Костаки; он выставляется в Лондоне, Брюсселе, Вене, Копенгагене, Нью-Йорке. Иногда в руках этого юродивого от искусства оказывались очень большие деньги – ведь его картины продавались в крупнейшие частные собрания коллекционеров из Франции, Германии, Швейцарии, – однако в мгновение ока всё уходило сквозь пальцы. Анатолий был большой мастак одаривать, кормить, поить всех желающих, а остальное пропивал.
Общепринятые нормы никогда его не волновали, вот и теперь Зверев...влюбился, не имело значения, что муза старше на 39 лет, а точнее – на целую жизнь.
«Её неотразимое обаяние не поддавалось времени, она зажгла в сердце Зверева самую безумную любовь. Он страдал, ревновал, устраивал грандиозные погромы в элитной квартире соратника Маяковского (имеется в виду Николай Асеев – прим. автора), вышвыривая тома всех советских классиков в окно», –вспоминали современники.Он ругался, распускал руки, устраивал, как истинный артист, демонстративные дебоши и однажды даже поджёг дверь, а когда Ксения Михайловна, устав от скандалов, выгоняла своего «Анатоля» или попросту не открывала ему, уходил спать на чердачную лестницу, свернувшись калачиком и подложив под голову этюдник.
Но каждый раз, когда Зверев возвращался – потрёпанный, оборванный, притихший – Ксения Михайловна принимала и нежно выхаживала его, как когда-то мужа. А Анатолий рисовал её снова и снова, и на рисунках, эскизах, полотнах старая женщина представлялась юной, нежной, прекрасной – такой, как была много лет назад. Такой, какой видели её любящие глаза. Восставали из небытия тени прошлого, оживал Серебряный век.
«Она для меня как Богородица, и мать, и жена, и дочь», – говорил художник.
Ксения Михайловна Асеева умерла 31 мая 1985 года в возрасте 92 лет. Анатолий попросил оставить его одного у гроба и в последний раз нарисовал портрет любимой, а потом смиренно отстоял все церковные заупокойные службы...Зверев ушёл вслед за ней через полтора года – в декабре 1986. Ему было 55 лет.
Вам помочь или не мешать?...