Парадигма греха

[хохол*]

DK
Да просто жизнь подсовывает ответы, даже когда их не ищешь...
Такова тантра...

[хохол*]

Вот, например, ответ по результатам "здорового образа жизни" с точки зрения современной медицины:

[DK]

Каждому свое. Вам хохол ваша жизнь мне моя.

[хохол*]

Да, у мення другой менталитет...

[в_доску_свой]

ого, товарищ подполковник ( парадигма? )

[хохол*]

hdv, главное, шо не грех...

[GX]

главное, шо не грех...

Это какие это войска? Неужели МВД? От паразит на теле нашего социума!

[хохол*]

GX
Это не войска, это милиция.
Милые лица!
Вот я, например, самый злой...

[GX]

Я ж и говорю - па-ра-зит!
Признавайтесь, за сколько замученных в застенках дают подполкана

[хохол*]

GX
За это не дают.
Жизнь — театр, умейте просто переодеваться.

[DK]

Жизнь — театр, умейте просто переодеваться.

Я так и понял. Шутник. Пустомеля. А то я уже испугался погонов:)

[хохол*]

DK
Страх — творческое чувство.
Он возникает при общении с неведомым.
Просто, Вым бы следовало не того бояться...

[Виталий]

испугался погонов:)

страшны не погоны, а грешники в погонах ))

[DK]

Я не различаю. Я предпочитаю избегать контактов с людьми в погонах. Это примерно как собака на цепи - может она и добрая но думаю не зря ее на цепи держат да и вряд ли хозяину нужна была бы добрая собака. Если человек не свободен - он впринципе не может быть добрым и безопасным. А работа в милиции - это крайняя степень несвободы. Я предпочитаю общаться только со свободными людьми.

[GX]

А работа в милиции - это крайняя степень несвободы.

И изломаннная психика. Теперь хоть понятно, откуда ветер дует насчет несуществования совести. Там же ж, в милиции, корпоративная совесть, а не общечеловеческая.

[Ириния]

Я предпочитаю избегать контактов с людьми в погонах.

Наш Александр Павлович тоже был человек в погонах и серьезных, но тем не менее создал этот форум...

[хохол*]

От паразит на теле нашего социума!

Признавайтесь, за сколько замученных в застенках дают подполкана

На прошлой неделе в институт милиции пришёл здавать собеседдование парень.
Пришёл вместе с матерью. Парень пошёл здавать, а мать пошла в отдел кадрового обеспечения выяснить, имеет ли право её сын на льготы.
Вместе с парьнем хотел пойти его отец-"мент", но он не вернулся с дежурства.
Нет, он не запил и не загулял, он просто погиб.
Мать этого не сказала сыну, чтоб он не завалил собеседования, но пришла в отдел кадрового обеспечения узнать, может ли он считаться льготником...
Мне эту мать пришлось откачивать, она держалась до последнего...
Сын поступил и будет ли он свольчью или закроет собой кого-то из вас, во многом зависит и от нас...
Вот такие у нас звёзды и такая у нас "несвобода".
За послежний месяц погибло пятео моих друзей... сволочи, наверное...

[Дровосек]

Это какие это войска? Неужели МВД? От паразит на теле нашего социума!

дневник солдата ОСН ВВ МВД РФ.

Сегодня, в четыре часа утра (по местному времени), начинаем выход из окружения. Выходим группой из семнадцати человек. Из них пять чело­век – груз 200 (убиты) и трое тяжелых. Остальные, те, кто в состоянии передвигаться и нести груз, имеют ранения различной степени тяжести. Я ранен в живот, по касательной, рана глубокая, но, по-моему, не опас­ная.

Убиты: Горелов Михаил Осипович. Капитан. Командир отделения. Кротов Сергей Андреевич.

Старший сержант. Максимов Петр Анатолиевич. Сержант. Ягода Андрей Игоревич. Солдат. Перегудный Константин Петрович. Солдат.

Связи нет. Боеприпасов почти не осталось. Восемь гранат. И по полтора рожка на брата. Медикаментов и бинтов нет. Из продуктов — консервы (мясные) и галеты. Воды (питьевой) восемь солдатских фляг, это совсем худо. Единственная надежда на то, что прежде, чем рация была уничто­жена, нас все-таки запеленговали и уже ищут. Убитых берем с собой. Закон спецназа, или все, или никто.

19 июня 1995 года.

Час назад умер Сережа Полищук. За несколько минут до смерти пришел в себя и сказал, что умирает. Умер в сознании.

Остановились на перевязку. Рвем тельняшки на бинты. Раны обрабаты­ваем мочой и засыпаем сигаретным пеплом, но это мало помогает. У многих раны почернели и начали мокнуть. В отряде появился неприят­ный запах. Это начали разлагаться трупы. Жара за 40. Воды осталось совсем мало. Отправили группу из трех человек искать воду. Группа вер­нулась через четыре часа ни с чем. Кругом скалы. Вертушек так и нет.

21 июня 1995 года.

Ночью возле лагеря появились шакалы. Всю ночь выли и норовили про­браться к мертвым. Огонь, естественно, не зажигаем. Стрелять не мо­жем. Отгоняли по очереди камнями. Темень, хоть глаз коли. Когда рас­свело, увидели, что Сереже Кротовуте все-таки умудрились обглодать лицо. После небольшого совета убитых решили хоронить. Положили всех вместе и завалили камнями. Документы, награды, письма и лич­ные вещи взяли с собой.

После перевязки, когда уже тронулись в путь, умер Коля Пак. Вернулись назад. Стали решать, как хоронить. Разбирать общую могилу или положить рядом. Дорешались до того, что подрались. Слава богу, до крови не дошло. Обстановка в отряде напряженная.

Каждый знает, что его ждет, если нас не найдут. Решили так: отходим от могилы километра на два и становимся лагерем на сутки. Всем нужен отдых.

Делая себе перевязку, увидел, что края раны почернели и вывернулись наружу. Затягивая повязку, чуть не потерял сознание. Ребятам пока ре­шил не говорить.

22 июня 1995 года.

Утром обнаружили, что нет Кирилла Мартынова. Разошлись в разные стороны на поиски. Нашли через час на могиле. Покончил с собой. Прислонил штык-нож к груди и всем телом упал на него. Рядом, придав­ленная камнем, лежала записка: «Все, больше не могу. Лучше так». По­хоронили рядом и вернулись в лагерь. Скоро подошли еще ребята. Не вернулись только двое: Жора Братов и Саша Петровский, которые от­правились на север. Ждали до вечера, потом решили ждать еще до ут­ра, но и утром они не вернулись. Ждали еще сутки. Кончилась вода, и кончаются консервы. Через сутки умер последний тяжелый, Андрей Скворцов. Больше ждать не можем. Оставили тайник, две консервы, че­тыре пачки галет и записку. Обозначили условным знаком и, похоронив Андрея, ушли.

Очень болит рана. Все время из нее что-то сочится, но пока еще терп­лю. Ночью решил завязывать себе рот, чтобы не закричать во сне.

25 июня 1995 года.

Нашли колодец, вода не совсем хорошая, но пить можно. Пока живем.

26 июня 1995 года.



Целую неделю не вел дневник. Да, впрочем, писать-то было особенно не о чем. Сегодня в два часа дня, отдыхая на привале, вдруг услыхал шум вертушек. Думал, показалось, но шум услышали и другие. Долго си­дели, боясь шевельнуться. Ждали, что вот-вот найдут. Но те все стреко­тали где-то в стороне, то справа, то слева.

Через час улетели. Нас так и не обнаружили. Долго сидели молча, потом вдруг заплакал Юра Арбаков, за ним заплакали все. Решили сдвинуться влево, к югу километра на полтора, стать лагерем и ждать, вдруг еще прилетят. Хотя все понимают, насколько ничтожно ма­ла вероятность.

Пройдя с полкилометра, чуть не нарвались на караван. Но все обош­лось. Караван ушел.

Голодаем. Вода, хоть и протухшая, но пока еще есть. В отряде из-за во­ды началась дизентерия.

У меня, по-моему, началось заражение. Не знаю, сколько еще продер­жусь. Ребята – как порох, достаточно одного слова, и начнется бойня.

2 июля 1995 года.

Ночью вдруг показалось, что меня кто-то зовет, встал и пошел. Пришел в себя только тогда, когда меня догнал часовой. Долго не мог понять, где я. Из раны уже откровенно воняет мертвечиной.

5 июля 1995 года.

Утром не проснулись Ян Марантиди и Леша Строгов. У нас не хватило даже сил, чтобы похоронить их. Когда уходили, оглянулся и увидел, как вокруг них собираются шакалы.

8 июля 1995 года.

Господи, как глупо все....

Последняя фраза в дневнике была написана за два с половиной часа до того, как мы, оставшиеся в живых, я и Сережа Ариджанов, нарва­лись на разведгруппу боевиков и приняли короткий, но страшный бой....

Через несколько часов умер от пыток Сережа. Я был посажен, вернее, даже не посажен, а подвешен в зиндане за руки остроумными чехами так, чтобы доставать до земли, только если встать на цыпочки. Так я и провисел, простоял, как балерина, двое суток, ожидая, когда (как мне сообщили) за мной приедет мой кровник Беслан, очень нервный и не­уемный чех, заросший волосами, как обезьяна, брата которого я имел «неосторожность» убить. Этот гоблин поклялся на Коране, что пусть он со­вершит грех, но он выпьет водки из моего черепа. Очень мне было не­уютно эти двое суток. Перспектива стать фужером мне не понравилась. Но, видимо, Аллах все же был на моей стороне, и по пути за моей голо­вой Беслан решил немного поиграть в войну с федералами, в результате чего одним кровником на этой грешной земле у меня стало меньше. Но их у меня еще много. Очень много...

[Ладья]

Дровосек, хохол*, просто помолчу.

[GX]

За послежний месяц погибло пятео моих друзей... сволочи, наверное...

Вы еще всплакните для сюжету.

закроет собой кого-то из вас

Как показывает статистика, скорее закроет кого-то из нас для статистики раскрытия.
Хохол, у меня слишком много знакомых среди ментов и врачей, чтобы трезво оценивать здравый цинизм этих профессий.
Не надо мне крутить вола. От врачей и ментов лучше вовремя увернуться, чем с ними (вами) столкнуться.
В этих двух профессиях на всё одна гнилая отмазка - "а вы знаете какая у нас зарплата?". А у меня сразу основные фаланги пальцев чешутся - я чо, вас на эту работу силком тянул?