Он или мы продолжаем неспешно идти, собирая ветки, иногда останавливаемся на мгновение, чтобы сплюнуть слюну или обрубить конец какой-нибудь ветки самодельным топором, для описания которого подошло бы слово "средневековый". Всё вокруг было так же реально, как и в обычной жизни, но было очень странно слышать его мысли, как мои – до той степени, когда я с трудом мог определить, что это именно его мысли.
Я различал, что некоторые мысли не мои, по тому, о чём он думал. Он был женат, и, как следовало из его мыслей, на самой прекрасной женщине в его мире. Ещё он был очень счастлив. Я же не был женат, а также не был не так уж счастлив. Я попробовал оглядеться вокруг, но не мог ни повернуть голову, ни шевельнуть глазами в сторону, отличную от той, куда смотрел он. Мне были видны холмы с клочками деревьев, разбросанными там и здесь. Листва уже опала с многих деревьев, и в воздухе пахло осенью.
Я знал, что всё это не настоящее, просто сон.
Как будто я спал, но полностью осознавал, что сплю. Этот сон был реальнее всех снов, которые мне приходилось видеть до этого. Странно, что я не запаниковал, принимая во внимание все обстоятельства, этого можно было ожидать. Наверное, дело было в нём – в том, что он был умиротворён и по-человечески счастлив.
Каким-то образом, его чувства передались мне или, возможно, я принял их за свои. У него были сильно загорелые руки, по ним было видно, что они видали тяжёлую работу. Они были довольно похожи на мои, только, пожалуй, несколько короче – по крайней мере, так мне казалось. Очень странное ощущение возникает, когда твои руки делают что-то, не связанное с твоими мыслями, и в то же время я видел руки через его глаза так, как будто они были моими.
Он собирал опавшие с деревьев сухие ветки. Раз за разом я видел, что земля приближается, рука протягивается к ветке и добавляет её к охапке, которую держит вторая рука. Я слышал его мысли, как свои. "Поднять эту ветку, поискать ещё дров, и можно идти домой на завтрак". Не слово "завтрак", а утренняя еда. Маленькая веточка или щепка находилась между двумя пальцами руки, я ощущал её, но в то же время, не мог ничего с ней сделать.
Я попробовал закрыть свои – или его – глаза и волевым усилием направиться назад в своё тело, но глаза не закрывались, за исключением тех моментов, когда он моргал. Обычно, я не обращаю внимание на то, как я моргаю, но сейчас не я управлял этим процессом, отчего моргание стало очень явным, как будто кто-то выключал и включал свет.
Меня начало раздражать, что стоило мне обратить внимание на что-то интересное в его поле зрения, как он мигал или тёр глаза ладонью. А каждый раз, когда я пробовал волевым усилием отправиться назад в своё тело, он решал, что пора и ему возвращаться домой, но потом в последнюю минуту он замечал ещё одну подходящую ветку.
Много моего времени занимало то, что наши мысли перемешивались. Если я подумал о чём-то, то он думал об этом в своих понятиях, а затем эта мысль снова возвращалась ко мне, как будто бегая по кругу. Он тоже чувствовал себя немного не в себе, что неудивительно, принимая во внимание, что я находился в его теле. Но он не находил слов, чтобы описать своё состояние. Я не чувствовал волнения или страха, но у меня было плохое предчувствие.
Внезапно, дрожь пролетела вверх по его позвоночнику, когда он повернулся в сторону. Две ветки упали из охапки в его руке. Он глядел поверх холма и ожидал увидеть там дымок. Очевидно, он разжёг очаг перед тем, как пойти за дровами. Утро было очень прохладное и он полагал, что жена с сыном не дали бы огню погаснуть – ведь у него было припасено достаточно дров, а то, что он собирал их сейчас было обычным утренним занятием. Он подумал, что в такую безветренную погоду дым обязательно должен был подниматься вверх. Я до этого не обращал внимания на ветер.
Последовало мгновение тишины в его-моём уме.
В следующие мгновения я начал волноваться за этот сон, или он начал волноваться, я не уверен, кто из нас начал, но его тревожность увеличилась и, не подбирая только что обронённых веток, он начал шагать по направлению к холму, на который до этого смотрел. В эти мгновения я понятия не имел ни о том, что сейчас произойдёт, ни о том, что это повлияет на всю мою оставшуюся жизнь.
Мы-он начали идти медленно, но стали набирать скорость с каждым сделанным шагом. Чем ближе он подходил к холму, тем сильнее становилась его уверенность в том, что должен появиться дымок. Ко времени, когда он достиг вершины холма, ещё несколько веток упали из его охапки.
Мне было трудно сфокусироваться и отделить его мысли от моих, потому что в его уме носилось множество мыслей, которые он подавлял, говоря себе что всё должно быть в порядке.
Когда мы достигли вершины холма, я рассмотрел маленький домик, сделанный, в основном, из дёрна и кое-где скреплённый деревянными балками. Была небольшая ограда сооружённая из камней и веток. Перед его домом, как я теперь понял, стояли три чужих коня.
До дома оставалось не более двухсот метров, и он ясно видел, что из трубы не выходит дым, но сейчас его больше беспокоили кони. Он бросил на землю все собранные ветки и побежал с холма вниз. Во время бега он сжимал рукой небольшой самодельный топор, заложенный за пояс, я увидел его лишь мельком. В трёх метрах перед домом он остановился, глядя на дверь и прислушиваясь. В его груди бешено колотилось сердце. Мы-он постояли так лишь несколько секунд, его сердце бешенно колотилось, а мысли носились в голове. Я оцепенел и начал чувствовать тошноту. Почему-то мысль об окне пришла к нему в голову. Я заметил, что в доме, сделанном, в основном, из земли и камней, не было окон. Несколько палок, выглядывающих из-под соломенной крыши. Весь дом был размером с гараж на одну машину. Трое коней были привязаны к лежащим на земле камням.
Вдруг послышался приглушённый крик, и в следующий момент, я увидел, что он оказался у двери и с силой открыл её.
Произошедшее за этим заняло лишь секунды, но эти мгновения навсегда остались в моей памяти. Возможно, хоть и не обязательно, простительные, но точно незабываемые. Я потерялся в том, что он видел и чувствовал, всё остальное исчезло. В этот момент я был им, между нами не было разницы.
Эд и Салли сидели на краешках своих стульев. Я остановился на мгновение, чтобы перевести дыхание и обуздать чувства. От рассказа вся картина встала перед моими глазами вместе со всеми чувствами, которые её сопровождали.
– То, что случилось потом, было довольно безобразно, – сказал я, посмотрев на своих слушателей, – но я расскажу об этом.
События произошедшие после того, как дверь распахнулась, и сопровождающие их чувства были подобны эмоциональному взрыву.
К этому моменту произошло слияние того, что знал он и того, что было известно мне. Его жена лежала на столе, кто-то был на ней сверху, второй держал её, а третий стоял в нескольких шагах от стола, смеялся и что-то пил. Невозможно описать поднявшееся в нём при виде этой картины, и я сомневаюсь, что вы сможете представить это себе, потому что я никогда не испытывал ничего сравнимого с этим. Я не заметил, как в его руке оказался топор.
Было мгновение шока у него и у них, но уже в это мгновение он начал действовать: три шага вперёд, и топор вошёл в спину мужчины, лежащего на его жене. Раздался его крик, а мужчина, удерживающий жену, отреагировал, потянувшись к ножу, но он выдернул топор из спины первого и нанёс точный удар прямо по горлу второго, из горла фонтаном плеснула кровь.
Продолжая держать топор в руке, он сделал круг и метнул топор в грудь третьего, тот упал на спину с торчащим из груди топором. Затем, не думая, он развязал привязанную руку жены, и попытался поднять её к себе. Мужчина, лежавший на ней, скатился на пол.
Он взял жену на руки, она была в ужасном состоянии и вряд ли понимала, что происходит. Я полагаю, что подняв её, он собирался перенести её на небольшую кровать в углу комнаты, но тут что-то в нём надломилось от того, что он увидел.
Его сын лежал на полу с перерезанным горлом. Я избавлю вас от деталей. Жена умерла спустя несколько часов у него на руках.
Один из мужчин был к тому времени ещё жив, он умер позже – медленно, но не до того, как рассказать всё: кто они, откуда пришли, и кто их родня.
Несколько позже я вернулся из этого, подобного сну, состояния. Я чувствовал сильную усталость и эмоциональное опустошение. То, что произошло, не было похоже на просмотр кино, так как я был этим человеком, я чувствовал всё, что чувствовал он, и даже после выхода из его мира, у меня осталось ощущение, что я всё ещё остаюсь им, и что всё происшедшее случилось со мной только что. Не знаю, как объяснить это иначе, чем сказать, что не было отличия между его и моей жизнями.
Я видел, что Эд хочет что-то сказать, но не находит слов. По лицу Салли стекали слёзы.
– Я дам вам объяснение. В конце всё станет понятным.
Я потянулся и постарался разрядить свои эмоции. Эд только кивнул головой. Не думаю, что Салли хотела бы услышать ещё что-то подобное, потому я сократил рассказ и оставил за его рамками кровавые детали.
Итак, в течение следующих двенадцати лет, четыре-пять ночей в неделю во сне я становился им и проживал его жизнь. Что бы я не предпринимал, мне не удавалось от этого уйти.
Это сильно утомляло и почти доводило до безумства.
В его мире я был рыбой, выброшенной на берег, а, со временем, возвращения в мой мир стали не намного лучше. Постепенно я так привык, что это стало частью моей жизни, я стал им. Мы вели очень разные жизни. Я выкуривал за день 25 сигарет, а он обычно за день убивал немного меньше людей.
За двенадцать лет, что я был с ним, он прожил, примерно, от 25 до 30 лет.
В самом начале он истребил весь род тех троих.
Он тщательно выполнял свой план, с каждым разом добывая всё больше информации и обучаясь сражаться. Он был безжалостен и не обращал внимание на то, что среди его жертв были дети, женщины и старики. Постепенно вокруг него собралась группа жестоких воинов, затем эта группа превратилась в армию. Дальше много чего произошло, он даже немного смягчился со временем. Так или иначе, за двенадцать лет, которые я провёл с ним, я не добился ничего; в то время, как он за это время создал империю, покрывшую собой Евразию.
Не описать словами, сколько я насмотрелся сражений, убийств, крови и других ужасных зрелищ. Его армии боялись столь сильно, что воины сами убивали себя на поле брани, лишь только бы не встретиться с его войском. По моему, это говорит само за себя.
В конце концов, он умер, как все мы со временем умрём.
Я не знаю наверняка, почему всё это случилось со мной, но в результате произошли несколько вещей. Во многом я стал им, а, в чём-то, он стал мной. Полагаю, что во сне он видел мою жизнь, и это волновало его долгие годы. Ирония в том, что моя жизнь была для него столь же ужасна, как и его для меня.
Из того, что я понял, могу предположить, что я представлялся ему трусом, позволявшим другим относиться к себе с неуважением, работавшим на другого за мизерную плату и т.п. Хотя в 1999 я почти что дал ему повод гордиться собой, но не довершил задуманное, а потому оставлю эту историю за рамками рассказа.
Из этого опыта я вынес знания о местах силы или энергии, которые ещё называют энергетическими воронками.
Он регулярно использовал места силы для ведения сражения, и делал всё, что было в его силах, чтобы вести битву именно на месте силы.
Старый колдун, живущий в холмах, в течение определённого времени обучал этому его, а вместе с ним и меня. Именно из-за работы с этими воронками я оказался в его жизни, а он в моей.
Энергия из этих воронок давала ему большое преимущество.
По слухам, с армией в 10 тысяч воинов он разбивал армию в 40 тысяч, неся при этом лишь незначительные потери. Те из 40 тысяч, кому посчастливится уцелеть, рассказывали, что видели армию неприятеля в 50 или 60 тысяч воинов, но, на самом деле, их было лишь 10 тысяч.
К несчастью, он видел лишь одно применение для этих энергетических воронок или мест силы, я же видел в них другое.
Если бы он не работал с воронками, меня бы не втянуло в его время и его жизнь, и я бы не разобрался, что же придаёт такую силу посыланию любви, и почему некоторые боятся этого настолько, что готовы на всё, лишь бы это знание не распространилось.
Но и это ещё не всё.
Я не буду сейчас сильно углубляться в этот пласт, но с помощью этих воронок я вошёл в контакт с ещё одним своим воплощением, в сравнении с которым это было трусливым.
Я объясню это немного позднее.