О барабашках

[Инь]

Целая современная школа, о которой я хочу сказать тебе несколько слов, похоже, сожалеет об ушедшей эпохе ежедневных экзорцизмов и процессов по колдовству. Но, перед тем, как познакомить тебя с маркизом Одом де Мирвилем и его другом, шевалье Гуженоде Муссо, позволь представить тебе одного современного «иерофанта», которому около 1820 года еще сильнее захотелось увидеть, как вновь заполыхают костры[227]. Это автор четырехсот страниц in-8 о Барабашках[228], произведения, украшенного рисунками и портретом, внизу которого автор с большой охотой перечисляет свои имена, титулы и звания: «Алексис-Венсан-Шарль Бербигье де Тер-Нёв-дю-Тэн, уроженец Карпантра, житель Авиньона, временно проживающий в Париже…» Вот мы и получили необходимую информацию.

Перед нами подлинный одержимый, который повсюду видит одних только демонов (которых он именует Барабашками) и колдунов (которых он называет лекарями). Он горько сетует на некое инфернально-дьявольское (sic) общество, главных секретных агентов которого он изобличает перед лицом неба, — это врачи, студенты, адвокаты, фармацевты… Непрерывные преследования, которым подвергают его эти «мерзавцы», отравляют всю его жизнь; и он надеется отомстить им, выдав их имена.

Вы скажете — обыкновенный безумец. Зачем увеличивать эту главу (и без того уже слишком объемную), упоминая о подобном человеке? Знаменитый аббат де Виллар мог бы на это возразить: «Господь позволил мне узнать, что безумцы существуют в мире лишь затем, чтобы давать уроки мудрости»[229].

К тому же Бербигье — вовсе не обычный безумец; его безумие отличается тем, что оно основано на восприятии — признаюсь, совершенно косвенном и искаженном —весьма реального мира, о котором здравомыслящие люди не подозревают и с которым моя книга познакомит их лишь в том случае, если они сами безропотно согласятся стать безумцами: то есть людьми, способными к представлениям и восприятию, недоступным для большей части им подобных.

Бербигье, несомненно, стал жертвой множества ларе; но приписывает эти неприятности колдунам, превратившимся в чудовищ разного вида и размера. Анализ его гравюр весьма любопытен с этой точки зрения; люди, чьи глаза не созданы для астрала, могут, по крайней мере, изучить в этом «зеркале» протеевскую природу ларв, способных принимать с немыслимой гибкостью самые парадоксальные и разнообразные формы; достаточно, чтобы одержимый бедняга, которого раздражает их присутствие, имел дурное предчувствие или навязчивое представление о какой-нибудь отвратительной фигуре, и ларвы тотчас же возьмут ее за образец: это галлюцинация, охватывающая всё тело; это мысль, которая объективируется и собирает сведения в окружающей формирующей субстанции, как я подробно рассматриваю и объясняю это в «Ключе к Черной магии».

«Когда вы слышите, — пишет наш автор, — шум, который производят большие птицы, машущие крыльями, это дело рук барабашек; то же самое происходит, когда вы слышите, как шествуют чудища удивительной величины или отвратительной формы, которых вы, однако, не видите; когда в хорошо запертой квартире вы слышите ужасный шум ветра, что пугает людей, считающих, что они находятся в безопасности… Тогда нужно вооружиться великим мужеством и запастись каким-либо оружием, будь то колющим или режущим, если это возможно, и непрерывно орудовать им справа налево, словно эспадроном для фехтования, и вы, быть может, услышите, как льется кровь того или тех, кого вам посчастливится поранить (Berbiguier, tome III, pages 83–84)».

[Инь]

Я упоминаю его здесь лишь в качестве современного демонолога, и по этой же причине я хочу представить еще один образчик его стиля.

Все верящие в Дьявола и Ад отличаются этой характерной особенностью. Причудливость языка ни в чем не уступает у них причудливости идей: форма достойна содержания.

Послушайте следующую диатрибу против кошек: «Пусть эта глава… вытравит у парижских дам любовь, которую они питают к этим животным-барабашкам; я никогда не испытывал больших страданий, чем при виде того, как красивый ротик прижимается к морде зверя, принадлежащего к породе тигров. Мои страдания не менее велики, когда я слышу, как красивая женщина называет своего мужа: «Мой котик»; мне чудится, что, говоря ему: «Мой котик», она призывает его принять барабашку!

Я никогда не стану «котиком» той добродетельной женщины, на которой я должен буду жениться. Одна из статей моего брачного контракта будет запрещать той, что свяжет свою судьбу с моей, давать мне другие названия, помимо тех, что ласкают слух порядочных людей. Мне намного больше нравится, когда мне говорят мой друг, чем слышать, как меня называют именами, которые отвергают любовь и природа (tome II, pages 307–308)!»

Этот бич барабашек (как он сам себя окрестил) полагает, что раскрыл миру новую науку, а также средство «парализовать» в дальнейшем Преисподнюю: «Я никогда не придерживался мнения ученых; часто, когда я сравниваю их с самим собой, они представляются в моих глазах глупцами (tome I, р. 324)». С таким-то самомнением Бербигье не теряет надежду занять место среди Отцов Церкви: «Я на вершине счастья, когда мои мысли разделяет какой-нибудь апостол христианской веры; по этой причине я считаю своим долгом не пропускать ни одной проповеди… Моя книга будет изобиловать материалами, к которым проповедники смогут обратиться, когда они в тиши кабинета станут составлять свои выступления. Они дали мне материал для моих рассуждений; мне хочется верить, что я возвращу его им с лихвой… Какое новое наслаждение для меня, когда я пойду на проповедь и услышу, как проповедник цитирует меня, подобно тому, как цитируют св. Иоанна, св. Марка, св. Матфея или св. Павла!., (tome III, pages 63–64, passim)».

Жозеф Прюдом-визионер: вот кто такой Бербигье. Обитатели Ада являются ему в явно традиционной, классической, шаблонной форме.

Но со времени публикации «Барабашек» прошло уже семьдесят лет. Обратимся к современности; после Сатаны в стиле рококо посмотрим на Сатану в стиле finde-siecle[231].

[Инь]

История, которую мы собираемся пересказать (немного сократив ее) занимает страницы 376–384 книги под названием: «Высшие феномены Магии» (Paris, grand in-8, 1864). Имя шевалье де Муссо, автора этого произведения и нескольких других, подобных ему[233], наделало немало шума тридцать лет назад — и церковная власть выразила самое торжественное одобрение теориям, горячо отстаиваемым им самим и его учителем маркизом де Мирвилем[234].

Это было «вооруженное восстание» в ультрамонтанском лагере в пользу, по меньшей мере, устаревших доктрин, весьма логичным заключением и законным выражением которых были костры, пылавшие, главным образом, в XII–XVII веках.

Меня беспощадно обвинили бы в преувеличении в столь серьезном вопросе, если бы я не представил читателю некоторые хвалебные отзывы всех власть имущих: судьи Донне, кардинала-архиепископа Бордо; судьи Сезера, кардинала-архиепископа Безансона; в. п. о. Вентура де Раулика, генерала Ордена театинцев, духовного советника Ритуальной конгрегации, наблюдателя за епископами и т. д.; п. о. Вуазена и т. д… Эти одобрительные высказывания, вполне определенные, порой даже восторженные, можно прочитать в начале книги, из которой я заимствовал последующую историю. Поскольку они весьма пространны, я процитирую лишь заключительные фразы:

Кардинал Донне: «Милостивый государь, в своей книге «Магия в XIX столетии» вы уже рассмотрели современную магию в ее основе; вы показали в ней демонические характеры… Сегодня же в своей книге «Посредники» вы идете еще дальше;… вы касаетесь самого существа своей темы и, в тройном свете истории, религии и философии, углубляетесь в изучение принципов Магии.

Продолжайте, милостивый государь, бороться с заблуждениями, ставя за службу католической истине свое рвение и свои познания… Продолжайте отстаивать истину, открывая глаза народам, и к вам можно будет применить прекрасные слова Писания: Qui erudiunt mulios, quasi stellae inperpetuas aeternitates (26 июля 1863 г.)»[235].

Архиепископ Безансонский: «.. Могу заверить вас, что ваши произведения не только весьма ортодоксальны, но еще и весьма привлекательны и полны… (9 октября 1863 г.)».

Генерал Ордена Театинцев: «Вы мастерски разработали свою тему: ваши обширные познания и огромная эрудиция выявляют неопровержимую реальность фактов. Ваша неумолимая логика показывает их сверхъестественный характер и демоническую природу.

Будучи совершенным ортодоксом, вы сумели избежать ошибок Герреса…

Старинная пословица вашего народа гласит: благородство обязывает, и никто лучше, чем вы, милостивый государь, не претворил в жизнь эту аксиому. Своим последним произведением вы заслужили патент на благородство в Церкви, возлагающую на вас новые обязанности.

Не останавливайтесь на столь прекрасном пути. Господь благословит ваши усилия, и почитание и благодарность истинно католических душ удостоят однажды вашу память и вашу могилу (1863)».

П. о. Вуазен: «…Вы повсюду на высоте своей темы… Вы повсюду предстаете мудрым философом и совершенным ортодоксом… Поздравляю вас с прекрасной и хорошей книгой, произведением, полезным не только для мирян, но и для большого числа духовных особ, и не только для простых людей, но и для ученых. Продолжайте играть роль поборника христианства и ортодоксального апологета (3 ноября 1863)».

После этих цитат, которые были необходимы, с чем вы вскоре согласитесь, я приступаю к признаниям кающейся грешницы. Как сказано выше, я в точности переписываю их, выбрасывая всё несущественное и нетипичное:

[Инь]

«Одним летним вечером — это было 17 июля 1844 года — наша юная девушка и ее шестнадцать подруг собрались вместе в одном доме; среди этих ветрениц присутствовало лишь двое мужчин. Они намеревались поразвлечься: «Если хотите, — сказал один из этих господ, — я заставлю прийти ТОГО, кто знает толк в удовольствиях (sic)». — «Да-да, хотим!» Что же он будет делать? Девушки переглянулись. Двери крепко заперты, окна закрыты; оратор раскрыл книгу, которую он назвал «Большим Альбертом», и что-то пробормотал… Девушки ждут, они уже готовы рассмеяться. Но вдруг — какой сюрприз! — появляется, как мог бы появиться призрак, очень пригожий господин (sic)… — «Да-да, обещаю веселить вас со всем тщанием, — говорит этому беззаботному «выводку» сумасбородок вновь прибывший, который из невидимого только что стал видимым: — Однако нам нужно заключить соглашение; я поставлю одно простое условие, хорошо?»

Раскрыв некую книгу и предложив каждой из них лист белой бумаги, незнакомец продиктовал следующие слова, под которыми он велел им подписаться: «Отрекаюсь от своего имени (пять из них звали Мария), отрекаюсь от веры, неба и ада\ отдаюсь тебе навсегда». И затем он потребовал, чтобы все по очереди подписались под этой формулой своей кровью…

Обещанное счастье открыла вереница странных, дерзких, сладострастных и неистовых, а затем отталкивающих танцев, которые закончились сценами разврата. Ночь миновала, и девушки увидели, как в назначенный час бесстыдный и пригожий господин исчез, как исчезает тень. Прошла неделя и еще несколько месяцев.

Но кем же была эта циничная и удивительная особа, входившая и выходившая при запертых дверях, появлявшаяся, подобно солнечному лучу, и исчезавшая подобно тому, как исчезает призрак? Кем был этот отвратительный жуир, внезапно вышедший из небытия, которого каждая из них видела так близко и так остро ощущала?.. Он был тем, кем и должен был стать для сумасбродок, которыми он намеревался завладеть обманным путем. В тот день у него была фигура молодого человека, лицо около тридцати лет, платье элегантного покроя и манеры кокетливой женщины. Можно сказать это со знанием дела, поскольку он чувствовал себя очень непринужденно, и вскоре в его особе не осталось ничего скрытого, включая как руки, так и ноги: повторим, что каждая из наших юных и неосмотрительных распутниц была обязана полной благодати соприкосновения знанием о том, кем он был… Свидетельство их чувств было, увы, слишком совершенным.

[Инь]

Но ограничимся фактами, относящимися к юной девушке: 17 июля 1845 года, то есть в годовщину этого появления, она находилась одна в своей комнате и была поглощена собой… Вдруг ей явилось то же самое существо, внезапно возникшее у нее перед глазами, и заставило ее вздрогнуть от удивления. «Ты помнишь 17 июля? — обратилось оно к ней… — Ты еще колеблешься? Быстро подписывай, или я убью тебя!» И с тех пор каждый год мне, застигнутой врасплох, приходилось возобновлять с ним договор о найме моей особы… А потом, как только дело было сделано, мы вновь становились хорошими друзьями: всё должно было протекать по-супружески, и так было всякий раз, когда он появлялся. Я видела его, касалась его, говорила с ним, и эти посещения длились самое малое три добрых часа. Он приходил одиннадцать лет подряд… Его визиты начинались обычно с беседы, продолжавшейся около четверти часа, а затем он овладевал мной…

Между тем я свободно спрашивала его: «Как же тебе удается появляться и исчезать при запертых дверях и закрытых окнах?» — «Уменя есть разрешение». — «Но для тела это немыслимо; если же ты — дьявол и, стало быть, дух, то как ты можешь являться нам в облике человека?» — «Я беру мертвое тело и делаю с ним всё, что хочу (sic)!»

«Ты никогда не умрешь, — говорил он мне, — пока будешь верна мне; ты будешь жить вечно; я хочу сказать, что в момент смерти я смогу возвратить тебя к жизни».

Что он понимал под этими словами?

Несомненно одно: благодаря чуду благодати Божией жизнь вернулась в мою душу в результате угрызений совести… Сегодня договор, слава Богу, расторгнут! Это было нелегко. Теперь я принадлежу Господу; приспел час. Угрызения совести больше не терзают мою душу, но раскаяние мое глубоко…

«Уверены ли вы в том, что все ваши ответы на эти вопросы отражают реальные вещи, а не иллюзии?» — «Да, совершенно уверена; настолько, насколько я могу быть уверена в чем бы то ни было на свете… Уверенность моих подруг, — добавила она, — непоколебима и схожа с моей».

Когда эта редакция была окончена (предупреждает нас г-н де Муссо), согласно записям и ответам, которые в течение трех лет постепенно передавал мне судья X…, и в результате бесед, которые я вел с ним по этому вопросу, я представил ее ему; он нашел ее точной и подходящей для публикации в том виде, в котором я ее публикую»[236].

Шевалье Гужено де Муссо— слишком пикантный историк сатанинских нравов, для того чтобы мы не поддались искушению предоставить ему слово еще на несколько минут.

[Инь]

Новая аватара Лукавого.

Автор описывает нам, каким фантазиям сомнительного вкуса предается Дьявол, когда любопытство собирает вокруг модного медиума утонченных и более целомудренных дочерей Евы:

«Время от времени нескромное и таинственное дуновение, гуляя под юбками женщин… раздувало их. Некоторые дамы, принадлежавшие к самому изысканному обществу и не поддерживавшие никаких отношений друг с другом, уверяли меня, что испытали самым ощутимым образом этот неприятный эффект, который неоднократно вынуждал их поспешно отступать назад… До сих пор речь шла о довольно невинных вещах; но однажды между двумя очень близко знакомыми мне дамами, младшая из которых, графиня де ***, находится в возрасте почтенной зрелости, сидела третья, подруга первой и второй. Вдруг, несмотря на то, что она была совершенно изолирована от медиума и своих спутниц, женщина издала крик отчаяния, подалась назад и поднесла руку к нижней части своего бюста. Она была вне себя…

В другой раз, когда одна довольно дородная дама сидела в нескольких шагах от медиума, корсет ее нижней юбки, несший на себе всю тяжесть ее бюста, был так же резко выдернут из своего желобка, как зуб из лунки. В то же мгновение вырвался крик из уст всех остальных женщин, которые одновременно почувствовали, как кто-то прикоснулся к одной и той же части их тела. Наполовину из уважения к правде, а наполовину из уважения к самим дамам, эта часть тела была названа ими коленями. Я говорю не наобум, но меня забросали бы камнями, если бы я сказал больше»[237].

Определенно, Люцифер — мерзкий шутник или скорее проказник из очень дурной компании. Но поверьте мне, виноваты в этом определенные медиумы, которые мирятся со столь прискорбными манерами своих домовых. Если бы братья и мужья поверили мне, то, не сумев добраться до бесцеремонных шалунов Невидимого мира, они оттаскали бы — по доверенности — за уши медиумов, виновных в том, что набрали в свою труппу столь надоедливых актеров и устраивают в своих балаганах сцены такого непристойного содержания.

Впрочем, не у всех столь компрометирующие «сотрапезники»: хоть с этим повезло их профессии; поскольку такого рода сверхъестественные ласки обычно не по душе дамам, а еще менее — их супругам, то медиумы рисковали бы взять на себя вину Дьявола, а любители спиритизма — вину медиумов: одним словом, какими бы забавными они ни были, покинутые сеансы стали бы для медиумов предостережением, возможно, немного запоздалым, о том, что нужно лучше воспитывать своих потусторонних «школяров»!..

Слог шевалье не менее привлекателен, чем истории, в достоверности которых он ручается: поэтому в заключение мы «бросим» на бумагу несколько «цветков красноречия», которыми он усыпал эпилог своего рассказа:

«Точно такая же версия, вышедшая из уст второго свидетеля, достигла моего слуха путем легкого рикошета, устроенного одной знакомой особой, и я попросту навел ее на верный путь, для того чтобы поднять мои документы над областями сомнения (стр. 350)».

Прелестно, не правда ли? А вот еще лучше: неистовый гнев сжимает горло шевалье; он думает о христианах — настолько дурных католиках, что они сомневаются в чудесах, о которых он сообщает, и во всеобщем согласии демонографов:

«Позор (восклицает он) в вертограде отца семейства этим протестантам второго урожая, которые осмеливаются предпочесть свои слабые и зыбкие познания непреходящим познаниям Церкви, а их бедный старческий рассудок подчиняется религиозному авторитету лишь тогда, когда последний, приставив острие осуждения к их горлу, кричит им: «Вера или смерть! Подчинись, или умрешь!»

Дословная цитата. Я ничего не придумываю! Буквально так и написано на странице 133.

В мои планы входило подчеркнуть язык докторов демонологии.

После стиля Венсана Бербигье я попотчевал публику стилем Г ужено де Муссо…

В каком жалком виде предстаешь ты везде и всегда, старик Сатана! Если ты не отвратителен, то комичен.

«Ил» глупости, в котором ты погряз, забрызгивает даже твоих врагов, и громкий смех, который ты вызываешь, отражается на всех тех, кто верит в тебя — чтобы проклинать тебя или же поклоняться тебе!

[Инь]

Тьмы не существует; есть только свет…

Твое единственное оправдание, о Князь Тьмы, заключается в том, что тебя не существует!.. По крайней мере, как сознательного существа: абстрактное отрицание Абсолютного Существа, ты обладаешь лишь той душевно-волевой реальностью, которой наделяет тебя каждый из тех извращенных людей, в ком ты воплощаешься. — И даже в этих воплощениях тебя повсюду узнают по тем основным признакам, которыми являются Небытие, Ничтожество, Бессилие, Глупость и Зависть… В твои владения, Сатана, мы входим с высоко поднятой головой.

Выявлять всю тщетность инфернальной тьмы — значит подчеркивать божественное сияние; разоблачать нечестивые и кощунственные обряды некроманта— значит прославлять величественные деяния Мага.

Мы вновь, читатель, у порога тайны, но тайны позорной и ошибочной, темной и неправедной.

Не будем останавливаться перед портиком, не достойным нашего внимания; но для того, чтобы проникнуть внутрь этого храма, который является всего лишь вертепом и притоном, вооружимся, как талисманом, наивным и презрительным девизом, которым Генрих Кунрат скрепил свой «Амфитеатр Вечной Мудрости»:

Phy Diabolo, terqve qvaterqve isti phy: atqve itervm phy in aeternvm![239]

[Андрей Осипов]

viewtopic.php?p=314994#p314994

Недавно знакомая рассказала, как спала в доме у бабки. И ночью - слышит, кто-то шуршит. Повернулась, а в ее сумке роется размытая "шишка", на ножках размером с собаку.. "Шишка" почувствовала взгляд, и убежала .. В стену печки. Девушка достаточно сильно поволновалась.
Утром бабка спросила: - "Что, уедешь теперь? ( Шишка уже настучала ей...)
- Не, останусь.
Больше не говорили об этом... так как смелости девушки хватило только на остаться, но не на спросить...