Пилигримы - носители волшебных Свитков (Нараяма)

[Хоссэ]

Здесь буду публиковать главы одной из книг моего друга Нараямы, которая приоткрывает завесу будущего. Да, эта история о будущем.
Мне она по сердцу, и не могу удержаться что бы не поделиться с Вами.

Наступил рассвет, лёгкий рассвет, когда уже почти светло и половина неба сияет мягкой голубизной, а вторая же половина ещё остаётся в тени, но прохладный воздух уже уступает пению птиц. Лоуренс сошёл с поезда в небольшом городке, который указало ему его сердце. Именно здесь он должен был быть сегодня. Никто никогда не скажет, почему. Он и сам не знал, но его сердце знало, и он привык ему доверять. А как иначе?
Походный рюкзак и палатка привычно легли на спину, и он пошёл искать. Искал он всегда одно и то же – дом с изображением Мадонны Орифламмы, ведь он был Пилигримом. Весь смысл его жизни заключался в том, чтобы ходить из города в город, находить здания с изображением Мадонны Орифламмы и ждать, как примут его. Так он поступил и в этот раз.
Было раннее утро, город ещё спал. Этот дом был, как явствовало из указателей на улицах, на окраине, недалеко от вокзала, на улице Мадонны Орифламмы, которая была в каждом, даже самом маленьком, городе. Как и во всех городах возле этого здания была специальная беседка, беседка для Пилигримов, которые могли прийти в этот город в любой день и в любой час, и для них всегда была беседка – летом открытая, зимой тёплая, и всегда в термосе ждал горячий чай.
Пилигрим мог не приходить и месяц, и два, но его ждали каждый день. Расположившись в беседке, он налил себе чаю и погрузился в раздумья. Уже третий год он путешествовал из города в город, везде и всюду его встречали радостно. В некоторых местах люди меньше знали о Пилигримах, бывали места, где больше, но всегда и неизменно – им были рады.
Когда солнце коснулось лица на изображении Мадонны Орифламмы, висящего у входа в дом, из-за угла вышел человек. Это тоже было неписаным правилом – появляться в доме Орифламмы с первым лучом солнца, и, даже когда солнце не показывалось неделями, люди высчитывали эту минуту и появлялись, чтобы открыть дверь. Так было и в этот раз.
Человек подошёл к дверям, поклонился изображению, достал ключи, медленно, как бы торжественно, повернул ключ в замке и открыл дверь. Открыв обе створки двери нараспашку, повернулся спиной ко входу и лицом к беседке, и только в этот момент юноша заметил, что беседка не пуста.
Взгляд его полыхнул, лицо зарделось краской, он тут же приложил правую руку к сердцу и немного поклонился. Так и застыв в этом поклоне, он ждал. То, что говорили о Пилигримах, было иногда удивительно, иногда поразительно, иногда в это было даже трудно поверить, да и Пилигримы бывают разные. Кто-то только начинает, а кто-то уже заканчивает свои хождения, но правило всегда одно: даётся по вере. Если всем сердцем верить в то, что Пилигрим – это настоящий волшебник, то волшебство не замедлит быть, ведь сердце Пилигрима всегда связано с Обителью, из которой он ушёл странствовать, а Обитель – это всегда мир того волшебства. И как солнце посылает на Землю свои лучи и те греют, так же и Ашрам посылает в мир своих Пилигримов и греет мир своим светом. Пилигрим наблюдал за человеком, и когда тот склонился в поклоне и замер, то вышел из беседки и почти неслышно направился к нему. Подойдя к ступеням, он не взошел, а остался стоять внизу и, сняв с шеи цепочку с ладанкой, протянул её в ладонях к привратнику. Тот знал, что трогать ладанку нельзя, но рассмотреть важно. На ладанке было написано «Обитель Гор Альма». Это означало, что этот Пилигрим прошёл обучение за тысячу километров отсюда и его Наставником являлся настоящий Агни Йогин, пребывающий в цепи преемственности Учителей Света. Это был действительно высокий Гость. Не много обителей возглавляются истинно высокими Агни Йогинами, эта же Обитель была отмечена Руководством одного из Высочайших.
Привратник углубил свой поклон, произнёс:
- Наши двери открыты для вас, и сердце каждого обитающего здесь будет несказанно счастливо принять вас.
Пилигрим только ответил:
- Хорошо.
И, просто развернувшись, пошёл за рюкзаком. Привратник даже не попытался помочь ему с вещами, потому что знал, что вещи Пилигрима трогать нельзя. Единственное, что он обязан был сделать, - это показать Пилигриму его комнату, умывальню и сообразить быстрый завтрак. Как правило, Пилигримам отдавали самую высокую комнату здания, находящуюся под самой крышей. Она должна быть непременно проста, скромна, но, вместе с тем, обладать всем самым необходимым. Самое главное – быть подальше от кухни. В священных обителях растили настоящих последователей Огненной Йоги, и, по определению, те были весьма чутки ко всем эманациям, и к эманациям пищи особенно. Эти эманации были вредны для них так же, как спёртый воздух для больного. Предоставив высокому гостю всё необходимое, привратник, следуя своим неизменным правилам, вышел на улицу, вошёл в колокольню Святого Сергия Радонежского по узкой каменной лестнице, поднялся на самый верх, взялся за верёвку языка большого колокола, раскачал её и трижды позвонил.
Когда Лоуренс позавтракал, привратник уже вернулся и поднялся наверх забрать посуду. В комнате Пилигрима не должно быть грязной посуды, застоявшейся воды и несвежего белья. Ничто не должно отягощать того, кто принёс крупицы Истины, Света. Привратник застал Пилигрима сидящим напротив окна, молча созерцающим рассвет. Солнце уже освещало просыпающийся город. Пение птиц и аромат цветов наполняли воздух. Было тихо, спокойно и красиво. Казалось бы, ничего не изменилось, но привратник видел: это утро особенное, и город выглядит по-особенному, и солнце светит по-особенному, и небо освещается совсем не так, как обычно. Это был не первый Пилигрим, пришедший в этот город, но так было всегда, когда в городе появлялся Гость с большой буквы: менялось всё. Это уже не удивляло, - хотя каждый раз это было необычным, - а только радовало.
Унеся посуду, привратник вернулся и неуверенно встал у входа. Тревожить Пилигрима, быть может сообщающегося с Дальними Мирами, категорически запрещено, но, может быть, ему что-то надо. Постояв несколько минут, он понял, что гостю не до него и тихонько вышел, затворив за собой дверь. Так началось то удивительное утро.
Сидя внизу в холле, привратник тонким духом чувствовал, что атмосфера вокруг него продолжает меняться. Она становиться всё более волшебной. Он понимал: это, действительно, настоящий Пилигрим, хотя не настоящих он и не видел, и о не настоящих он и не слышал. "Так нагнетать Агни может только по-настоящему устремлённый", – закончил свою мысль привратник и, счастливый, сидел, думал: "какое же это счастье иногда видеть Пилигримов и вообще знать об их существовании!" Спустя полчаса Лоуренс спустился вниз, подошёл к привратнику и сказал:
- Пойдём.
Тот, онемевший от счастья, что к нему наконец-таки обратились, на ватных ногах пошёл за гостем. Они расположились в зале для собраний, причём Пилигрим занял своё место, как подобает ему, а в качестве слушателя усадил привратника. Когда они уселись, Пилигрим сказал:
- Меня зовут Лоуренс. А тебя?
Привратник коротко ответил:
- Макс. Я один из трёх привратников этого дома Орифламмы, нас трое здесь, мы по очереди несём дежурство. Сегодня была моя очередь, и я очень счастлив, что именно моя.
Его лицо превратилось в улыбку от уха до уха, это было настолько забавно, что Лоуренс улыбнулся.
Пареньку было семнадцать, но он чётко исполнял все правила и действительно был счастлив. "Такие горят настоящим огнём", – подумал Лоуренс и спросил:
- Скажи, Макс, почему здесь никого нет?
Макс внутренне запнулся, посмотрел в стол перед собой и тихо промолвил:
- Но ведь ещё рано, и собираемся мы через час после третьего удара колокола. Часа ещё не прошло, потому никто не пришёл.
- Скажи, Макс, вы так чётко следуете правилам?
Макс поднял глаза и охотно закивал:
- Да, правила – это важно.
- Тогда скажи мне, Макс, если бы сегодня была не твоя очередь дежурить в доме Орифламмы, а кого-то из твоих друзей, и ты услышал бы удары колокола, о чём ты подумал бы?
- Досточтимый Лоуренс, я бы подумал, что сегодня небо опять изменится, и солнце будет светить по-другому, и птицы будут петь по-особому, и это будет по-настоящему счастливый день, и надо оставить все дела. Обычно у меня не так много дел, но я бы постарался быстро их отложить, перенести, чтобы весь день потратить только на пребывание в доме Орифламмы, общению с другими общинниками и, если это получилось бы, то и с Вами.
- Хорошо, но что сказало бы твоё сердце?
Макс потупился, он не знал ответа. А что сказало бы его сердце? Но если Пилигрим задал вопрос, на него нельзя ответить «не знаю». Макс точно помнил этот урок ещё с детства.
«Не клевещи на разум. Отвечай: не успел наблюсти», - так сказано в Учении. А потому если вопрос задан, то значит и ответ есть. Подумав немного, представив себе, что он является сердцем, Макс выпалил:
- Моё сердце захотело бы бежать сюда со всех ног, лишь услышав первый удар колокола, а не третий.
- Это правильно, Макс. А почему твои сограждане не делают так?
- Досточтимый Лоуренс, есть же правило, что через час после третьего удара надо приходить сюда, не ранее…
- Скажи мне, Макс, кто установил эти правила?
- Как кто? Мы, люди, Община.
- Хорошо! Чем они руководствовались, когда устанавливали эти правила?
Это Макс точно не знал, он молчал.
Лоуренс продолжил:
- Если сердце говорит бежать со всех ног, а люди медлят, значит, они руководствуются точно не сердцем.
Макс кивнул, до этого он не додумался.
- А если они руководствуются точно не сердцем, то зачем это вообще?
И тут до Макса дошло.
- Досточтимый Лоуренс, но, если они бросят все свои дела неоконченными, это будет нехорошо.
- В точку. А потому надо им найти равновесие между порывом сердца и быстрым окончанием земных дел насколько это возможно. Кто установил, что надо собираться через час после третьего удара? Когда самое важное наступает, как можно ждать ещё целый час? Быть может, кому-то хватит и минуты, чтобы закончить свои дела...
Лицо Макса просияло, теперь он понял, о чём говорил гость.
Действительно, лишь веления сердца важны.
- Спасибо за этот урок, я передам его всей Общине.
- Поспеши записать услышанный разговор и сделай это слово в слово, Макс, я проверю.
Макс опять просиял: он получил задание от настоящего Пилигрима! Это было уже что-то.
Макс вбежал в комнату секретаря, нашёл перо и бумагу и стал писать. Так быстро и с таким жаром он не писал никогда, и к тому времени, как посетители один за другим стали входить в зал и занимать свои места, уже проверенная и переписанная Беседа лежала на столике для Священных Свитков, которые Пилигримы всегда приносят с собой и раскладывают перед началом беседы.
Вот люди стали подходить и усаживаться на свободные места. Кто-то сразу садился поближе, кто-то, несмотря на наличие мест у ног Пилигрима, - подальше. У каждого были свои представления о том, как надо себя вести. Не дожидаясь, пока соберутся все, Пилигрим тут же начал вести беседы. Он разговаривал сразу с несколькими людьми одновременно, задавал им вопросы, отвечал на их вопросы. По мере того как наполнялся зал, кто-то, получив ответ на свой вопрос, отсаживался подальше, другие подсаживались поближе, но вся атмосфера помещения была напоена чем-то необычным. «Необычность» - это то самое слово, которое можно применить здесь.
Не то чтобы это было что-то очень святое или очень правильное, - конечно же, атмосфера удивительной красоты сопутствовала этим беседам, - но они были необычны для умов.
- С чем пришли? - спрашивал Пилигрим каждого, с кем сталкивался его взгляд.
Люди знали, что нужно иметь вопросы и важно быть готовым отвечать, а потому ближе подсаживались лишь те, кому было что сказать. Пилигрим оценивал каждого, как если бы слышал музыку и оценивал бы мелодию и исполнение. Бывает, что мелодия хороша, а исполнение не очень. Бывает, что мелодия так себе, но исполняют её виртуозно. Так и здесь: некоторые удивительные сердца сопровождаются довольно закостенелым рассудком, но иногда и обычное сердце украшено тонким умом. Лучше, конечно же, когда у прекрасных сердец проникновенные умы, но такое встречается редко, но на то и Пилигрим, чтобы к тому вести.
Кто-то начал:
- Вчера мы спорили…
Пилигрим тут же поднял руку и сказал:
- Споры – это неуместно. Истина не нуждается в спорах, и, если собеседники разумны, можно искать и находить Истину вне споров. Так будет достойней.
- Но как? - спросили его.
- Ну, вот представьте себе, что один считает, будто бы в каждом городе должен быть настоящий Гуру из настоящей цепи преемственности; другой, видя, что такого Гуру нет, говорит ему об обратном - что такое не является необходимостью. Можно долго спорить об этом, и каждый окажется прав, но Истина всё равно останется вне их.
И тогда спросили:
- А где же она?
- Истина подобна языкам пламени: она не здесь, не там, но она всё равно есть, и, для того чтобы увидеть её, глаз должен был быть так же быстр, как пламя, чтобы уследить за ними. Истина есть тончайшая мысль, которая не всегда может быть выражена словами, но нужно, чтобы ум был так же быстр и сердце заострено, чтобы учуять её. Трудно сказать человеческим языком, как должно быть правильно; и извилисты пути кармы, а потому бывает и малое село, где есть Гуру, и большой город, где его нет. Всё по созвучию. Сердца подобны магнитам, и где будет настоящее горение сердец, туда огонь и привлечётся. Если же такого горения нет, там настоящему Гуру нет места. И даже если он появится и ему будет явлено лишь внешнее почитание, без сердечного огня, настоящих бесед не получится. Люди обставляют всё правилами, они стремятся присвоить каждому явлению своё наименование, расставить всё по полочкам, чтобы всегда знать, в какой ситуации как поступать, но огонь нельзя предсказать. Он появляется там, где ему нравится, и ни один язык пламени никогда не будет похож на другой, и даже в следующую секунду он будет не похож на самого себя. А потому скажем, что Гуру является необходимостью, но лишь там, где сердца горят ему в унисон.
Тут же появились новые вопросы:
- А как это гореть в унисон? В этом городе нет Учителя, ни один Гуру не пожелал остановиться здесь. Неужели дело в жителях, ведь все думали, что такова воля Небес: что виной тому обстоятельства, или карма не желает повернуться так.
Пилигрим улыбнулся:
- У вас слишком много правил. Наверное, тяжесть их слишком велика, чтобы какой-то Гуру пожелал взвалить её на свои плечи.
Нотка Пилигрима была мягка и грустна, и тут до людей стало доходить.
- Так как же быть с правилами? - спросили его. - Отменить или назначить более мягкие? Мы не можем жить без правил.
- Уже говорил сегодня, что правила должны определяться сердцем, сердечным стремлением, и они не должны быть узки. Пусть они будут широки. Община подобна засеянному пшеницей полю. Сеятель не может приказать расти зёрнам в одном месте и не расти в другом, и никто не скажет, почему одно зерно проросло, а другое нет. Всякая попытка приказа будет глупа, сеятель широко сеет, и в этом его предназначение. Сангха для того существует, чтобы открыть и воспитать сердца, и в этом её предназначение, а потому всё, что не отвечает этой задаче, ей мешает.
Тогда пошли новые вопросы:
- А как же заставить Сангху служить сердцу?
Пилигрим увидел, что люди стали задавать верные вопросы, ярко улыбнулся и сказал:
- А вы как думаете? Давайте устроим состязание: кто предложит лучший способ. Отберём из них самые годные – вот и будет вам, чем заняться… Глядишь, и настоящий Гуру не преминет прийти. Воодушевлённые этой задачей, люди выбрали писца, который бы записывал их предположения.
Тут же вышел первый и сказал:
- Если сердце – это главное, то всегда нужно слушать его веления, делать, как оно говорит.
Пилигрим спросил:
- А как отличишь веления сердца от веления твоих эмоций?
Человек насупился и сказал:
- Я не знаю.
Писец отложил перо, но Пилигрим кивнул ему:
- Нет, ты пиши. Не каждому дано иметь чистое сердце изначально, но, живя среди чистых сердец, человек может стать обладателем такого. Потому давайте сначала, сограждане, решим, что будет признаком чистого сердца. Тогда легче будет следовать велению чистых сердец.
Люди зашушукались: а действительно, что будет признаком чистого сердца?
Кто-то сказал - честность.
Кто-то сказал - отвага, храбрость.
Кто-то сказал - тяга к подвигам.
Кто-то сказал о любви, кто-то сказал о преданности.
Пилигрим выслушал их всех и стал отвечать:
- У каждого явления есть свой полюс. Храбрым можно быть и в воображении, а на деле являть лицо страха. Тяга к подвигам может быть и от скуки, и любовь может быть лишь к умиляющим котятам, забывая о людях. Подумайте, как оградить явление сердца от всего наносного.
Тогда встал один и сказал:
- Мы все говорим о разных явлениях сердца, но никто не сказал о качестве этих сердец. Слышал я, что важно распознавание. Только оно.
Пилигрим кивнул ему:
- Ты прав. Распознавание качества сердечного огня. Вот что важно. Но как рождается оно?
Сидящая в первом ряду немолодая женщина вскинула глаза:
- Я знаю, как рождается распознавание. Я знаю, что оно рождается постижением пар противоположностей.
- Хорошо, что ты знаешь. Но как применишь здесь?
Ответа не последовало, но первый продолжил:
- Значит, у каждого явления сердца будет своя противоположность, и понять качества можно, исследуя эти противопоставления. Храбрость или нерешительность, сердечность или бессердечность, умильная жалость или сострадание. Согласен, но есть ещё более тонкое распознавание. Многие качества сопряжены с другими не противоположными им, но рассматривать их можно только лишь вместе. Например, преданность. Что поставить рядом?

Люди задумались. Никто не знал. Пилигрим им ответил:
- Учение говорит о том, что преданность должна быть сопряжена с зоркостью. Бывают зоркие, но не преданные, такие будут искать соломинку в глазах брата. Бывают преданные, но не зоркие. Такие не рассмотрят, как их преданность перерастает в фанатизм. Пусть зоркость и преданность будут сопряжены.
Чтобы растить Распознавание, сограждане, упражняйтесь, упражняйте ваши сердца в таких беседах. Ищите лучшие противоположения, ищите лучшие сопряжения, состязайтесь в находчивости. Так ваши сердца станут зоркими, и вы не пропустите ехидны, которая захочет пробраться между вас. Споры – это удел незрячих. Будьте зрячими, не спорьте, но ищите. Пусть это будет первым способом закаливания сердец.

Писец взял перо и записал: «Состязание в находчивости, в нахождении противоположений, противопоставлений и сопряжений качеств человеческого сердца».
Когда он это записал, Пилигрим продолжил:
- Теперь поговорим о распознавании. Ты, сказавший о нём, сядь ближе.
Тот пересел.
- Скажи мне, как мыслишь распознавание среди каждого дня?
Тот отвечал:
- Но я лишь слышал о нём.
- Но неужели думаешь, что не знаешь?
- Мне трудно судить.
- Хорошо. Предположим, ты уже распознающий. Слушая нашу беседу, как ты, распознающий, смог бы о ней сказать?
Подумал и ответил:
- Я видел, как наконечники стрел мыслей присутствующих здесь людей смотрели в разные стороны, и я видел, как ты направлял их в сторону одну. Я видел, как они искали противника, которого поразить, но не видели, и я видел, как ты указывал им врага: ты показывал им собственное невежество, и они устремляли туда мысль свою. Это я видел точно.
- Ты хорошо сказал! А с чем ещё мог бы сравнить?
- Слышал я, что можно сравнивать с музыкой. Здесь были разные мелодии. Все разные инструменты. Видел я, как ты умело учил их играть величественные фуги так, что сердца их дрожали от торжественности. Я видел, как люди открывали в себе новое и как сияли их глаза. И даже если не видел их глаз, я всё равно чувствовал, что они сияют.
Пилигрим отвечал:
- Тогда скажи, а чем твоё такое понимание отличается от понимания распознающего?
Тот задумался.
- Мне не с чем сравнить.
Пилигрим обратился к другим:
- Подумайте вы, в чём разница?
Кто-то сказал, что распознающий знает всё.
Пилигрим отрицательно покачал головой.
- Нет, все мы люди. Мы строим свою философию на опыте и выводе и узнаём о том, что происходит, когда видим это. Всезнанием не обладал даже Великий Гуатама Шакьямуни Будда.
Кто-то другой сказал, что в присутствии распознающего – музыка сердца и хочется петь.
На что ответил Пилигрим:
- Вы путаете распознающего с Высоким Йогином.
Кто-то сказал, что должно снизойти Озарение.
На что Пилигрим ответил:
- Озарение никому ничего не должно, и если оно нисходит, то лишь на годных, и для этого не нужен распознающий рядом. Хотя, конечно, в присутствии Высокого Йогина бывает и такое.
Совсем задумались люди и не знали, что сказать.
Пилигрим сказал:
- Вот и я не знаю разницы. Скажи своё имя, человек?
- Меня зовут Антуан, и я делаю хлеб.
- Хорошо, Антуан. Сегодня вечером я напишу тебе Свиток. Пусть твоё сердце радуется.
Антуан поклонился с совершенно ошалевшим видом. Он так сильно размышлял над предложенными Пилигримом задачами и вопросами, что совершенно забыл о себе. И, когда сказано было ему и о нём самом, он совершенно растерялся. Это была лучшая реакция, которой можно было ожидать, и Пилигрим весело улыбнулся:
- Друзья, соберёмся вечером здесь же. Пусть Антуан принесёт нам хлеб, и пусть здесь будет вода.
На закате солнца мы устроим Пир Радости.
Люди с неохотой и в задумчивости стали покидать свои места - так им понравилось то, что здесь происходило. Так это было необычайно прекрасно, и так это было непохоже на всю их жизнь, что уходить не хотелось. Но у всего есть своё начало, и всему бывает своё завершение.

[Хоссэ]

Когда все разошлись, Пилигрим попросил Макса уделить ему время. Макс был счастлив оттого, что ему представилась возможность побыть с мудрым человеком, в мудрости которого он не раз сегодня убедился. Просьба состояла в том, чтобы просто ходить по городу, заглядывая в разные магазинчики, производства, просто в дома к людям, спрашивать, интересоваться: чем живут? Постараться увидеть как можно больше глаз – такова была идея Пилигрима.
Солнце уже стояло в зените, начинало хорошо припекать: самый разгар лета, южные широты. Город постепенно окутывался в духоту, но, казалось, Пилигрим не замечал ее.
Городок был маленький, все друг друга знали очень хорошо, фактически он состоял из нескольких общин, тесно связанных друг с другом, и не было здесь чужих.
По небесным правилам, знакомство с главами общин должно было произойти потом, после обеда, но до заката солнца. Время же обеда еще не наступило.
Пилигрим поглядывал в лица встречных ему людей. Весь город уже был наслышан о Госте.
Вслед за Пилигримом и Максом уже увязалась стайка детей, любопытно разглядывавшая человека, о котором говорят все. Они здоровались, с некоторыми Пилигрим уже виделся сегодня, некоторых еще не видел, но они не заинтересовали его: он искал те глаза, которые заставят его сердце дрогнуть – так всегда делали все Пилигримы.
Никто не знает, в каком городе, на какой улице повстречается этот человек.
Может быть, в одном даже маленьком городке; может быть, - в большом: размер города, месторасположение не имеет значения. Может быть, сердце одного Пилигрима дрогнет, а другого - на этого же человека - не дрогнет. Никто не знает, почему происходит так.
Но все знают, что этих моментов надо искать.
Они прошли уже две улицы, жара наступала, но Пилигрим был неутомим, он словно чуял что-то. Одного взыскующего Общего Блага, настоящего распознающего, сегодня он уже нашел. Но сердце подсказывало, что будут еще.
Вот он и шел, как сердце ему велело.
В центре города был небольшой фонтан. Не в каждом небольшом городке был такой, но в этом был. Его прохлада наполняла собой небольшую тенистую площадь, на которой стояли скамейки.
В расположенном здесь кафе подавали кофе и соки с мороженым. Жара уже допекла путников, и они решили остановиться у близстоящих «зонтиков» и насладиться прохладой фонтана.
Макс почти не замолкал, он рассказывал Пилигриму о каждом встреченном ими человеке, а знал он практически обо всех – такова работа…
И даже если он о ком-то не знал, он обязан был это выяснять. Стайка детей, которая сопровождала их, иногда что-то подсказывала Максу, шепча на ухо. И он с торжествующим видом прибавлял к портрету встречного человека неизвестные ему ранее черты.
На главной городской площади, кроме фонтана, кафе, скамеек, была еще детская площадка. Мамы с детьми проводили здесь время, пока дети занимались друг другом, играми, своими игрушками. Немного отдохнув, Лоуренс попросил Макса подойти к этим женщинам и пригласить кого-то из них присесть, если пожелают, к его столику, - с тем, чтобы задать вопросы или просто познакомиться.
Макс неторопливо и важно обошел всех дам, объяснил им, что это Пилигрим, высокий Гость, который посетил сегодня их город. Что сегодня утром уже состоялась Высокая Беседа, что она была мудрой, как никогда. И что сейчас он обходит город, чтобы познакомиться с людьми, и они имеют счастливую возможность с ним поговорить, только не все сразу.

[Хоссэ]

Предложение было принято с восхищением и благодарностью.
И вот уже первая гостья расположилась за столиком, предварительно отдав своего ребенка на попечение другой мамаше.
Устроившись, она представилась:
- Ангелина.
Она не совсем понимала, как надо себя вести, потому что вот так вот, вблизи, с Пилигримом еще не общалась, но знала, насколько это важный человек и что нечто волшебное может произойти в беседе с ним. Она была еще молода, лет двадцати, и все ее смущение и растерянность были написаны на ее милом лице.
Пилигрим улыбнулся мягко и просто:
- Я Лоурэнс. Что скажете, Ангелина?
Дело в том, что она не знала, что сказать. Она даже не задумалась, о чем говорить, перед тем, как подойти, и сейчас волнение и вовсе перекрыло ей доступ к кислороду.
А еще эта духота – так, что она раскраснелась и уставилась в чашку кофе, стоявшую перед Пилигримом. Повисла неловкая пауза.
- Ну что вы, Ангелина, право слово, нет ничего страшного, что вы пришли и сели, и нет ничего плохого в том, что не знаете, с чего начать. Расскажите лучше о своем ребенке.
Она восприняла эти слова Пилигрима как спасательный круг и вцепилась в него всеми силами. Некоторых женщин не надо просить, чтобы они рассказали о своем ребенке, – они и так рассказывают о нем. Если же их попросить об этом, то они могут часами тараторить: о том, какой он хорошенький, какой он замечательненький; о том, что у него получается, что у него не получается; о том, какие упражнения ему даются; о том, как их он исполняет или не исполняет; о том, какой потенциал мамаша в нем видит; о том, как его хвалят окружающие и т.д.
Лоуренс предчувствовал, что сейчас последует, и потому, выслушав мамашу всего лишь две минуты, в тот момент, когда она набирала воздух, чтобы продолжить рассказывать, прервал ее:
- Расскажите мне, Ангелина, чем необычен ваш ребенок…
Слово "необычность" привело ее в замешательство, потому что ей казалось необычным всё, что было в ее малыше.
Она считала, что он, в любом случае, отличается от своих сверстников, и это отличие, в любом случае, в лучшую сторону.
Но что конкретно – все это было бы слишком широко сказано. Но ничего сказать тоже нельзя.
Она пожала плечами, как бы говоря: "Я не знаю..."
Пилигрим заметил:
- Каждый ребенок необычен по-своему. Чем необычен ваш?
Она взглянула в глаза Пилигриму (сама не зная почему), и вдруг как будто бы ее окатило прохладной водой: вдруг все её эмоции, всё её волнение, переживания, сомнения и вопросы – все вдруг стало пустым и отошло на второй, а то и на третий план. Она вдруг поняла, что от неё хотят услышать и как это надо сказать.
- Иногда, когда он смотрит на меня, я понимаю, что этот ребенок – гораздо старше, чем кажется, а может быть, даже старше меня, – произнесла она медленно и с чувством, как бы размышляя над каждым словом.
- Хорошо, - ответил Пилигрим, - как вы думаете, человеку, имеющему такой взгляд, сколько лет в тот момент?
Ангелина все еще пребывала в этом состоянии углубленности, и ответ ей дался легко:
- Там не человеческий взгляд, там что-то другое.
- А вы пытались в эти моменты обратиться к нему?
Она отрицательно покачала головой.
- Ну, тогда попробуйте, только обращайтесь не как к ребёнку, а как к тому, кого вы видели, хорошо?
Она медленно, как бы проглатывая сказанное, закивала головой, и до нее дошло, КАК ей правильно относиться к своему ребёнку, - не только в те моменты, когда он так смотрит на нее, но и во все остальные.
Надо относиться как к обладателю того взгляда, - той Мудрости, что была в том взгляде, - того возраста, который был присущ истинному обладателю такого взгляда. Это понимание совершило грандиозный переворот в ее сознании; и настолько большой, что, если бы не это состояние углубленности, она, может быть, даже сошла бы с ума, как ей потом казалось. Но в тот момент она все понимала, и понимала верно. С этим пониманием она встала и медленно, как бы неся что-то очень важное, пошла в сторону своего малыша.
Макс стоял рядом, совершенно ошарашенный тем, что он увидел и что услышал.
- Почтенный Лоуренс, что это было?
- Ламрим, - ответил Пилигрим, - Благие Наставления. Они открывают душу и зажигают сердца.
Остальные мамаши, глядя на свою подругу, идущую от Пилигрима, были в замешательстве и недоумении. Такой они её ещё не видели.
Не то что бы страх – люди боятся всего необычного, но боятся по-своему, - а скорее некая тревога объяла их, пока они смотрели, как она медленно к ним идёт.

[Хоссэ]

Но как только она подошла и сказала несколько слов, они тут же заулыбались, удивленно поглядывая в сторону Пилигрима. Он спросил Макса:
-Как ты думаешь, Макс, что она им сказала?
-Может быть, что ей понравилось...
-Макс, «понравилось» - не то слово, которое можно употреблять в отношении Пилигрима. Я же не мороженое...
Тут же еще одна женщина отделилась от группы и, не сводя глаз с Пилигрима, подошла и села за его столик. Она села с прямой спиной, всё так же продолжая смотреть, немного повернув голову, - как бы с недоверием.
- Я Натали. Вы приглашали, я приняла ваше приглашение. Я подошла, потому что...

Она замолчала, задумавшись.
Пилигрим продолжил ее слова:
- Потому что вас удивила ваша подруга.
Ее ресницы удивленно вспорхнули:
- Откуда вы узнали?
Тут же удивление сменилось утверждением:
- Ах, ну да, вы же Пилигрим...
- Что она вам сказала?
- "Потрясающе".
- Она сказала что-то еще?
- "Удивительно".
- А как вы поняли, что с ней произошло?
- Ангелина хороший человек, веселый, беззаботный, я всегда ее такой знала, но сегодня она была потрясена. Я не могу понять, что могло потрясти ее так. Ах, ну да, вы же Пилигрим...

Лоуренс заулыбался этому "Ах, ну да, вы же Пилигрим...". Слышать это было забавно.
- Какой смысл вы вкладываете в слово «Пилигрим»?
Натали смешно сморщила свой носик, приподняла уголки губ и, как бы прицелившись и заострившись, произнесла такую речь:
-Пилигрим - это, во-первых, волшебник, он может всё. Без сомнения, он может всё. Пилигримы так научены, чтобы они так могли. И Пилигримы знают, как делать чудеса, и для них это так же естественно, как для нас ходить по земле и дышать этим воздухом. А еще я знаю, что они ходят из города в город и везде удивляют людей.
Она стала загибать пальцы:
—... своей мудростью, своей ученостью, своей прозорливостью, своим умом, волшебством, которое окружает их... Ну, в общем, вот, это то, что я знаю о Пилигримах.
Она немножко помолчала и продолжила:
- Ведь понимаете, я знаю, что они удивляют. Но что они настолько потрясают... Я даже представить себе не могу, чем.
И она широко раскрыла свои и без того широко раскрытые глаза. Вся настороженность с неё слетела, она была сама непосредственность. Пилигрим отхлебнул свой кофе:
-Вы точно все перечислили?
Она уставилась в невидимую точку перед собой, как бы перебирая в уме все сказанное и упущенное:
-А, конечно! Они ученики. Ученики Мудрецов. И, собственно, они сами мудрецы, даже молодые из них... Я что-то не так сказала?
Последняя реплика развеселила Пилигрима и Макса. Пилигрим весело улыбнулся, а Макс едва сдержался, чтобы не засмеяться.
-Да нет, почему же, вы показали, что знаете немало. Но, всё же, вы упустили один важный момент.
Наталия положила обе свои ладони на левое колено, тем самым показывая, что она вся во внимании. Улыбка не покидала ее лица. Она всё это время улыбалась из вежливости, но сейчас улыбка показывала, что она очень внимательно слушает. Не просто отслеживает нить разговора, но действительно заинтересована.
Пилигрим начал:
- Во-первых, Наталия, вы забыли сказать, зачем Пилигримы ходят из города в город. Существует великое соответствие всего в природе. Например, в атоме электроны вращаются вокруг ядра - так же планеты вращаются вокруг Солнца. И соответственно структура человеческого организма, человеческой души соотносится со структурой всего мироздания. Даже оболочки глаза и некоторых других органов числом семь, тонкие оболочки проводников соответствуют семиричности строения Тонких Миров, их планов и подпланов. Также и странствия Пилигримов есть соответствие порядку, установленному в природе, в Космосе.
Каждое Солнце сперва бывает кометой, которая блуждает на просторах Вселенной, среди мириад солнечных систем или в определенной солнечной системе и в пространстве между ними. Некоторые из этих комет находят то место, где могут Солнцами они стать. Некоторые кометы находят другие одинокие Солнца и становятся планетами вокруг них. Иные же кометы, не найдя себе места как Солнца, не желают быть планетами и падают на другие Солнца, становясь частью их. Так и Пилигримы, несущие Свет. Пребывая долгое время в том месте, где куют будущие Солнца, истинных Гуру и Архатов, ученики Благословенных, когда наступает час, покидают ту священную обитель - Ашрам. Их не так уж и много в этом мире под Солнцем. Они ходят среди людей. Они ищут тех, кто мог бы называть их солнцем, не на словах, а в сердцах. Они ищут тех, кто мог бы встать вокруг них планетами, стать их учениками. И, быть может, даже когда-то и новым Солнцем, когда час их придёт. Хождение Пилигримов среди людей есть напоминание о Благом Законе: что никто не знает ни дня, ни часа, когда новое Солнце зажжётся. Никто не знает, кто из Пилигримов станет достойнейшим из достойных и займет место среди солнц, а кто из Пилигримов станет учеником другого солнца, планетой возле него. В этом хождении мы не просто напоминаем людям о величайшем Мироздании, частью которого мы являемся. В этом хождении осуществляем мы созвучие с Мирозданием. И таким образом Закон Вселенной и закон людей приходят к своему полному соотношению. А раз так, то мировая Гармония воцаряется, и счастье проникает в души людей - так что они даже сами не понимают, отчего счастливы они. Они счастливы, пребывая в атмосфере Гармонии, которую ткут Пилигримы, пребывающие среди людей и претворяющие этот Закон.

Почувствовалось, что Наталия начинает понимать, что это не игра, это не светская беседа, что здесь все серьезно, все по-настоящему. Глубина мысли Пилигрима стала проникать в нее постепенно - как талая вода напитывает собою промерзшую за зиму землю. Солнце мысли Пилигрима растопило ее льды, начало оттаивать её землю и нагревать воды её разума. Но Наталия того не замечала, она была погружена в эту Мудрость, как планета бывает погружена в солнечные лучи, и эта картина начинала разворачиваться перед ней, раскрывая красоту, как раскрывается красота звездного неба перед тем, кто хочет увидеть, или красота мелодий - перед тем, кто желает слышать.

- Второй момент, который вы упустили, - это то, что Пилигримы не волшебники. Зная, как устроено мироздание, живя и претворяя его гармонию, Пилигримы являются благой силой в природе. Они осуществляют своё хождение не для того, чтобы принести кому-то счастье или кому-то не принести, если куда-то не дошли. Они осуществляют Закон, потому что Закон - это Благо. И, как всякие таковые, они несут на себе печать этого Закона и мировой Гармонии, которая всегда отличается от того, чем живут люди. И какими бы люди ни были совершенными, всегда есть разница между ними и красотой мироздания. И всегда есть, к чему людям стремиться. Так вот, неся на себе печать мирового Закона, претворяя его, Пилигримы показывают людям, какими те должны стать, к чему им стремиться.
Но есть еще более важный вопрос: откуда берут Пилигримы эти Знания?
Им его дают Учителя. Но Знание подобно воде. Оно не может взяться из ниоткуда, оно всегда перетекает.
И всегда есть кто-то Дающий, и всегда есть Источник, из которого черпают.
Знание Пилигримов - того, какими они должны быть, как они должны говорить, что они должны говорить и как это сделать, - это знание вселяется в их сердца после нескольких лет обучения. А знание это перетекает в их сердца из сердец Учителей - не просто из воздуха, оно перетекает из других, более высокоразвитых планет, удивительнейших Дальних Миров, потому что там люди УЖЕ живут так. И эта преемственность удивительна и прекрасна. Пилигримы всегда несут людям новые идеи, новые методы, новый тип взаимоотношений. И сколько бы люди ни старались следовать этому, всегда есть нечто, что ускользает от них. Всегда есть Пилигримы, которые подсказывают им новые пути и открывают им новые горизонты. Эти новые пути и новые горизонты, новые мысли, новые методы — все они являются достоянием жителей Дальних Миров, которые также имеют своих Пилигримов, которые также открывают им еще более новые горизонты, которые совершенно непонятны и непостижимы нам, но которые мы когда-нибудь тоже поймем.
И в этой преемственности Природа соткала все Мироздание как Единое Целое: нет отдельных миров, но все связаны, все являются цепью преемственности по отношению друг к другу, каждый делится лучшим, каждый радуется нахождениям, спешит трепетно передать эти нахождения кому-то еще. Пилигримы - как связь времен, как связь миров, как связь эпох. Они претворяют эту Преемственность, являются носителями благой Вести во всех мирах.

Наталия слушала, глаза ее расширялись все больше и больше, пока не стали до невозможности большими. Улыбка уже сошла с ее лица и, несмотря на жару, руки и ноги её стали холодными, вся кровь из них отлила куда-то к центру. Она слушала Пилигрима, понимала каждое слово, что он говорил; она понимала ценность каждого слова, сказанного им; до нее начинало доходить, насколько важное действо сейчас происходит: что это не просто слова сейчас струятся между ними в пространстве, но что сама Мировая Гармония пришла и показала, какая Она, показала свою истинную ценность.
Наталия сидела потрясённая, до неё доходило, что она присутствует при чём-то очень значительном. Но при этом не она сама понимала ту ноту пространства, но в неё вливались эти идеи, их грандиозность. И красота их и наполненность, и сама атмосфера переполняли её. Все это было новым небом, новым воздухом, новым цветом, - вообще, новой жизнью для ее, Наталии, сердца. Видя, что с ней происходит, Пилигрим на несколько мгновений замолчал и мягко улыбнулся: чаша её готова была переполниться, пора заканчивать.
В глазах Наталии появились слезы, она перестала смотреть в точку перед собой, посмотрела в глаза Пилигриму, и такая грандиозная волна любви накатила на нее - и к Пилигриму, и к тому миру, который он ей показал, - что она прижала руки к лицу и стала просто рыдать. Она рыдала в голос не оттого, что была потрясена, не оттого, что любовь захлестнула её: это было чувство жажды этого удивительного, открывшегося для неё Мира. Она рыдала оттого, что увидела грандиозную разницу между тем, как она жила, и тем, какой мир распахнулся перед ней. Эта разница душила её слезами, она не хотела больше жить, как прежде, и оттого были её рыдания – то были слёзы о Новом.

[Хоссэ]

Макс стоял рядом не менее потрясённый. Рыдания Натали начали стихать, и Макс спросил:
- Но откуда это всё? Как ты можешь так? Это же ведь не просто слова. Ты даришь целый мир!
Глаза Макса были сами на мокром месте. Он отряхнул их быстро и добавил:
- Скажи!
Пилигрим всё ещё пребывал в глубоком состоянии и ответствовал:
- Это и есть я. Это и есть моя суть. И когда есть созвучные, то я могу её открыть и, видя мой мир, люди становятся потрясёнными. Это хорошо.
- Но как после этого жить дальше?
Пилигрим отхлебнул сока:
- Но в твоём вопросе есть и ответ – не так, как прежде.
Натали уже почти успокоилась. Достала платок, зеркальце, стала вытирать слёзы, немного отвернувшись. Приведя себя в порядок, она повернулась к Пилигриму чуть резче обычного:
- Но ведь люди не живут так, как ты говоришь! Отчего? Почему эта красота неизвестна людям? Сюда приходят Пилигримы, люди слушают их. Но почему так и не доходит до их сердец? Почему не желают они жить только той жизнью, о которой ты рассказал сейчас? Ведь же это так красиво, это так естественно! Сейчас, зная это, я даже понять не могу, как можно жить по-другому.
Пилигрим смотрел вдаль. Глаза его были глубоки и темны от той глубины, что была в них, хотя ещё утром они казались светло-голубыми. Он медленно перевёл взгляд на неё и ответил:
- Оттого, что не знают… Не знают так, как знаешь ты, как знаю я. Сведения, информация суть ничто. Важно, чтобы красота проникла до самой глубины души, своей волшебной рукой прошлась бы по всем струнам. Важно, чтобы сердце услышало эту мелодию и никогда больше не забыло. Только в этом случае можно говорить, что человек захочет менять свою жизнь и захочет измениться сам. Вернее он уже изменился сам в этот момент, но надо применить это в жизни. Надо, чтобы и утром, и днём, и вечером - всегда - этот мир сопровождал человека, как сопровождает его солнце, где бы он ни был. Только в этом случае можно говорить, что его мир изменится. Иди, Наталия, мне надо побыть одному.

Сказав так, он опять погрузился в думы, и взгляд его был устремлён куда-то вдаль. Макс понял, что в этот момент Пилигрима не надо трогать, важно его оградить от любого общения, и он сделал всё возможное, что было в его силах. Спустя примерно двадцать минут Пилигрим вернулся в тот мир, от него веяло свежестью и озоном, несмотря на духоту южного полудня.
Он смотрел на Макса, который стоял недалеко. Макс почувствовал на себе этот взгляд и тут же подошёл.
- Мы можем возвращаться. Дом Орифламмы ждёт нас.
На обратной дороге они шли молча. Пилигрим был погружен в себя, и Макс знал, что его трогать не надо. Полуденная жара была так велика, что им навстречу уже никто не попадался. В это время люди отсиживались в домах, ища прохлады.

Во всех Ашрамах Пилигримы питаются приблизительно одинаково. И рацион их известен всюду, многие люди даже стараются им подражать, не забывая, однако, о национальных особенностях. Так было и здесь.
Обед уже ждал, когда они пришли. В прохладе Дома Орифламмы было тихо и спокойно. Пилигрим пожелал остаться один. Обед унесли в его комнату. Спустя примерно час он спустился вниз, неся на подносе посуду и? обратившись к Максу и к другим двум привратникам, что ожидали его, сказал:
- Ну что ж, друзья, теперь время поработать. Что предложите мне вы?
Это было незыблемым правилом. Физический труд – неотъемлемая часть восхождения. И в первый свой день Пилигрим обязан потрудиться. И заботливость граждан проявляется в том, чтобы избрать ему труд, который, с одной стороны, не отяготит его сильно, но, с другой стороны, даст возможность попотеть, и не один час. Слово взял Макс:
- Я и мои друзья рады предложить тебе работу. Сейчас очень жарко и трудиться лучше в прохладе, как делают все в этом городе. Я рад предложить тебе пойти с нами и делать рамки для картин и постеров, что имеются у нас. Багетная мастерская рядом. После Антуан предложил поучаствовать в деле приготовления хлебов для вечернего Пира Радости, также горшечник Максимилиан с радостью предоставит тебе гончарный круг, чтобы ты сделал, что пожелаешь. Что бы ты ни сделал, люди с радостью возьмут это.
Пилигрим кивнул, сказав:
– Я возьму все три труда. Я готов.
Около двух часов они готовили рамки, затем месили тесто. Вернее, месил своими руками Пилигрим, Антуан лишь следил за тем, чтобы рецепт был выполнен правильно. Когда же хлеба пошли в печь, было решено отправиться к горшечнику, который жил здесь же, за углом, и там Лоуренс умелыми движениями приготовил два средних кувшина для молока и пять небольших пиал для чая. Восточные пиалы были редки в здешних местах - все пользовались кружками с ручками. А потому никаких других пиал было не сыскать. Теперь люди будут знать, что эти пиалы приготовлены Пилигримом лично. Закончился день трудов, и пришло время знакомиться с главами Общины. Солнце ещё довольно высоко висело над горизонтом, когда они вернулись в Дом Орифламмы.

В зале их уже ждали. Их было семеро. Как подобает, количество Общин должно быть кратно семи. Так, где для небольшого городка семь - достаточное число, в больших городах может быть и четырнадцать, и семьдесят, и даже семьсот.

[Хоссэ]

Все они были мужчины за пятьдесят. Видно было, что это уважаемые граждане города. Они выглядели утомленно. Не удивительно. Жара стояла несусветная, и, весь день трудясь, люди могли устать.
Сев на то же место, что и утром, Пилигрим по обычаю, склонил голову и спросил:
- С чем пришли?
Мужчины переглянулись, и один из них ответил:
- Мы рады видеть тебя. Мы давно ждали. Накопилось много дел, нуждающихся в твоем внимании. Это и нахождение новых источников воды, и одобрение браков, в школе давно не проводились уроки мышления и уроки мужества, знакомство с новорожденными, определение линий их судьбы, рода их занятий в будущем. Давно не было у нас Пилигримов. Быть может, такова воля Небес…

Пилигрим выслушал молча, не перебивая, взгляд его был погружен куда-то внутрь себя, и, когда этот человек закончил, он спросил:
- Зачем вы здесь?
Теперь уже другой ответствовал:
- Пришли поговорить с тобой.
Пилигрим отрицательно покачал головой:
- Зачем вы здесь, в этом городе? Зачем вы занимаете эти места?
- Но нас избрали.
- Я знаю. Зачем?
- Но кто-то должен руководить.
Пилигрим помолчал, поднял глаза, посмотрел на всех и повторил вопрос:
- С какой целью вы этим занимаетесь? Какова ваша цель?
Другой поднял голос:
- Поддерживаем порядок.
Пилигрим просто улыбнулся.
- Во все времена были люди, которые просто поддерживали порядок, даже в самые тёмные времена, но Света от того больше не становилось. Тогда зачем вы здесь?
Еще один сказал:
- Следуя из твоих слов, Пилигрим, - чтобы было больше Света... Но это не наша задача, а твоя. Наш удел малый: мы помогаем этим людям. Для этого они нас и выбрали. Нести людям Свет – удел Твой.
Пилигрим поднял руку, остановив его речь.
- Даже в самые тёмные времена были люди, поддерживающие порядок, помогавшие другим, но мир тогда не был счастлив. С ними или без них, он всё равно не был счастлив.
Как можно дать счастье людям, если вы даже не знаете, что его надо давать?

Главы были в замешательстве. Они не привыкли к такому. Каждый Пилигрим, конечно же, действовал по-своему, но так поставить их в тупик ещё не удавалось никому. Но, воистину, то был не простой Пилигрим.
Тогда первый спросил:
- Но разве мы должны нести счастье людям?
Он посмотрел им в глаза и спросил в ответ:
-А кто, если не вы? Эти люди избрали вас, чтобы вы сделали их счастливыми. Пилигримы приходят и уходят, но главы Общин остаются. Именно они занимаются целеполаганием в жизни каждого дня.
Даже если есть Гуру, Он – Небесный человек. Вы же у дел всегда. Видя каждого из тех, кто надеется на вас, вы можете нести им счастье. Вот ваша цель. Запомните это бремя!
Тогда другой сказал:
- Но ведь счастье, оно от Духа, а духовная область – твоя, Пилигрим.
Лоуренс грустно отрицательно покачал головой:
- Кто разделяет духовное и материальное в жизни каждого дня, тот не прав. Мы можем отделить земное от Небесного, это так. Земля с Небом трудно соприкасаются, в очень редких случаях. Но материальное и духовное должно быть в каждом дыхании. Не разделяйте. Знайте, счастье – это присутствие Духа. Но есть условия, которые можете соблюдать и вы. И при правильном их применении счастье придёт в народ. Вы будете ходить среди людей и видеть совсем другие глаза.

Главы оживились. Такого поворота, действительно, не ожидал никто. Об этом никто и никогда не говорил. То, что это учёный Пилигрим и что он занимает высокое положение, – это они поняли чётко, а раз так, то его словам должно быть полное доверие, иначе, без полноты доверия, эти Сверкающие Истины упадут на каменную почву, они не прорастут, это ляжет тяжким бременем на тех, кто прослушал и не применил. Это они знали определённо. А потому возникшее волнение объяснялось жаждой открытий.
И тогда первый сказал:
- Мы слушаем тебя. И, клянусь, мы применим каждое твоё слово!
Пилигрим улыбнулся.
- Так-то лучше. Итак, в чём вы видите причину несчастий?
Кто-то из старейшин промолвил:
- Счастье похоже на полёт, и для него нужны крылья, и когда нет крыльев, то нет и полёта. Так разумею я.
- Ты хорошо сказал, – ответил Пилигрим.
- Но отчего будут поникать крылья счастья?
Другой сказал:
- От земных забот.
Пилигрим опять отрицательно покачал головой.
- Нет. От неправильного отношения к земным заботам. Если труженик будет знать, во имя чего он трудится, и это будет, действительно, Высокая цель, то крылья его будут расти.
Если же он будет думать о достижении благосостояния или даже о прокорме своих ближних, оттого крылья не вырастут. Учитесь видеть во всём Великую Цель. Пусть каждый знает, что ритм совершаемого им труда ткёт полотно гармонии Природы, привлекая тончайшие энергии сюда. Пусть каждый знает, что даже один час труда с осмыслением созвучия Красоте, созвучия Гармонии проливает на землю больше Благодати, чем слёзы Святых. Вы должны знать это и соразмерять. Пусть каждый трудящийся знает, что каждый час его труда, совершённого во Имя Великой Гармонии и с помыслами о ней, принесет на землю больше Благодати, чем он может помыслить. Пусть не думает, что эта Благодать не видна. Великие Архаты знают так. Значит, так и есть. Это Великая Правда, думайте о ней.
Другой сказал:
- Но, кроме забот о хлебе насущном, есть ещё и забота об одежде, об украшении жилища. Кроме самого необходимого, есть вещи, которые не являются необходимыми, чтобы выжить, но помыслы людей заняты ими. Люди думают о том, как больше заработать, а заработав, думают о том, как потратить. Вижу я, что это не приводит к счастью. Но что делать здесь? Как поступать с этим?
Пилигрим улыбнулся доброй улыбкой:
- И здесь вы сможете принести людям счастье.
Освобождение будет не в том, чтобы отобрать у них возможность заработка, но и не в том, чтобы им дать много денег. Благосостояние развращает, отсутствие же средств может привести к отчаянию, что также плохо.
Если вы каждый день, обходя рабочие места, беседуя с общинниками, тружениками, будете не только обсуждать, как сделать их работу лучше, но и для чего эта работа нужна; если, отдавая заработанное, вы будете не только хвалить за сделанную работу, но и объяснять им, зачем они трудились, люди будут больше думать об этом. Их труд, качество их труда, вознаграждение за труд - всё это станет символами Высокого Учения, а раз так, то поток тончайшей Благодати устремится на землю, и Карма поменяет своё направление.
Нет более мощной силы в природе, чем мысль человека. Но сильнее, чем мысль человека, может быть только объединенная мысль людей.
Если ритмично, день ото дня, вы будете совершать ту малую работу и люди, веря вам, будут поступать, как вы говорите, то очень скоро вы заметите большие перемены. Удача – непостижимая птица, она обитает лишь там, где счастье свило ей гнёзда. Качество труда напрямую зависит от присутствия духа. А пока вы можете не только сделать людей счастливыми, но можете сделать Общины успешными, преуспевающими, и, видя этот успех, являющийся прямым следствием нового, правильного отношения к труду, безусловно, люди еще более преобразятся и еще больше будут применять практику, что я вам дал. И не забывайте о ней ни на минуту. Пыль повседневности, может покрыть даже самые сияющие зеркала.

Лица глав Общин стали очень задумчивы после этих слов. В этот вечер они открыли для себя много нового.
Они поняли, что жизнь не исчерпывается заботой о труде, они увидели новые горизонты того же самого труда, который совершали каждый день.
Они поняли, что можно изменить самую сущность труда, не меняя ничего внешне.
Это открытие воодушевило их, благодарность разлилось в их сердцах, как море. Пилигрим увидел это.
«Там, где есть благодарность, там сердца чисты. Значит, эти люди смогут рассказать о счастье так, как надо», - подумал он.

На этом беседа была завершена, и садящееся солнце напомнило, что приходит время Пира Радости. Он начинается, когда солнце касается горизонта, и заканчивается, когда солнце садится за горизонт. В эти короткие минуты люди приобщаются к хлебу и воде, памятуют ту великую Простоту, в которой жили лучшие из людей - Архаты.
Так и поступили. Люди приходили, рассаживались, занимали места. Антуан принес горячие хлеба, привратники принесли несколько вёдер чистой воды. После Пилигрим, освятил их наложением рук и велел раздать. Создалась небольшая сумятица, которая практически мгновенно была преодолена. И когда солнце краем своим коснулось горизонта, с часовни крикнули: «Пора». Пилигрим встал и произнес речь:
- Вы все присутствующие здесь, сограждане, горожане, общинники, вы знаете, в какой великой простоте ходили Величайшие Люди по этой земле. Вы знаете, что часто они были пренебрегаемы, их гнали, их преследовали, их предавали. Но все же шли они, не требуя ничего для себя, шли в Великой Простоте, и память о них, об их полном самопожертвовании, лишённом грусти, но полном радости, мы вспоминаем каждый раз, когда на Пирах Радости мы преломляем эти хлеба. Пусть будут радостны ваши дни.

Сказав так, он разломил хлеб надвое, взял одну часть себе, а другую протянул находящемуся рядом привратнику Максу. Надкусив, он положил рядом, на приготовленный платок, сделал глоток чистой воды и поставил кружку на место.
Хлеб полагают не есть, но лишь надкусывать, и воду не выпивать, а лишь пригубить. Потому что Великие в простоте своей никогда не стремились насытиться, и память об этом также должна быть сохранена. Преломленный хлеб потом принесут домой, разделят меж домашними и завершат трапезу, и каждый приобщится.
Недопитую воду сольют в глиняные кувшины и перед сном будут окроплять места, где спят дети, чтобы ангелы могли беспрепятственно приходить к ним в освещенное этой водой место. Таковы обычаи, предложенные Пилигримами и принятые людьми.
И всё - людям в радость.

[Хоссэ]

Пир Радости окончился, как только солнце исчезло за горизонтом и в зале собраний зажгли светильни.
Живой огонь должен сопровождать каждое духовное действо: он очищает пространство. Ароматы эвкалипта и мяты, хвои и розы - также друзья собраний и бесед.

Лоуренс поднял руку, чтобы суета улеглась.
- Сегодня радостный день. Сегодня утверждён распознающий. Во время утренней беседы Антуан, булочник, явил то, что удивляет. И никто не смог сказать, чем отличается он от чутких сердцем и тонких разумом, от обладателей чувствознания. Он смог увидеть тонкость там, где трудно понять, и смог найти биение мысли безошибочно. Выйди, Антуан.
Тот, тихонько ступая среди сидящих на невысоких подушках людей и свечей в стеклянных вазах, подошёл к Пилигриму. Лоуренс предложил ему жестом сесть боком к людям, сам сел напротив.
-Скажи, Антуан, как понимаешь ты этот час?
Пекарь, глядя перед собой и вниз, задумчиво начал:
-Я знаю, Пилигрим, насколько важно то, что происходит здесь. Я слышал, как Распознающие разделяют ношу Пилигримов и даже Великих Пламен, Держателей Света, что немыслимы в своей мудрости. Я учился в школе, давно и далеко отсюда, и к нам приходили Сыны Неба. Не часто, но учили так, что забыть не могу. Что-то есть в тебе от Них. Если знаешь, то были первые попытки сотрудничества миров вскоре после великого обновления земель.
Антуан замолчал, и стало ясно, что тишина в зале такая, что лишь доносящийся с улицы шелест ветра слышен, и всё.
Лоуренс перевёл взгляд от горящей перед ним свечи на лицо Антуана:
- Так вот откуда в тебе тонкость - она воспета Сынами Неба...
- О да. То были славные времена, и я очень тоскую по ним. И, благодаря тебе, Пилигрим, нечто подобное увидал сегодня вновь.
- Скажи о них, о первых.
Антуан задумчиво достал из сумы чётки, выполненные мастерами нездешних стран, и, перебирая их, начал.

Рассказ Антуана

- Я был совсем ещё ребёнком, когда всё началось. Мы жили в маленьком селе на востоке Франции. Множество смертей не видел я: родители оградили меня, как смогли. Прошло три долгих года, пока жизнь стала понемногу налаживаться. И тогда вновь открыли школу. Это было началом новой жизни для всех нас - как Символ. Сыны Неба дали многое. Они рассказали, какой будет жизнь. Они сказали о Новом Мире и дали надежду и свет. Я говорю об огнях Лея, об источниках энергии. Они же дали формулу богатых урожаев и камеры для зёрен, чтобы ту формулу претворить. Голод отошёл, пришли новые надежды. И все мы поверили в то, что нечто действительно удивительное началось. В школе, куда я пошёл впервые в жизни в свои восемь лет, были прежние учителя, предметы... но было и новое. Сыны Неба захаживали к нам иногда, несколько раз в год, и вели беседы.
Когда мы удостаивались такого посещения, все уроки прекращались, и все мы, от мала до велика, собирались в главном зале и, как и сейчас, зажигали свечи и курили масла. Эвкалипт был лучшим средством. Хотя достать его было трудно и приберегали на такой момент.
Это было величественно. Сыны и дочери Неба появлялись, как простые люди: они входили в зал ногами, хотя все знали, что ещё минуту назад они могли быть за тысячи миль. Их удивительные по красоте одежды светились мягким, почти незаметным светом. И мы, малыши, глядели во все глаза, полные восхищения.
Они приходили по двое или трое, и шелест их одежд, когда проходили мимо, был подобен шелесту крыльев ангелов - так воспринимали мы их. Да они и были ангелами, летали со скоростью мысли, знали всё обо всех и когда смотрели в глаза... ах, как они смотрели в глаза! Казалось, Их мир входил в тебя... Мы их любили больше жизни... Они проходили в центр круга, садились в кресла, приготовленные для них, они были как короли, как принцессы, но близкие и родные, как родители каждому из нас. Мы забрасывали их вопросами, а они смеялись и шутили, а бывало, и сурово спрашивали... Они давали нам науку, которую трудно объяснить, рядом с ними мы были как Их дети, и Их разум давал нам рост, давал ум, мы росли духом и мыслью, потому что были Они. Они растили нас своими редкими посещениями, и уроки мышления и мужества я не забуду никогда... Жаль, что те времена отошли, и сейчас Сыны Неба не так часто посещают людей, но я верю, что мои дети хотя бы раз увидят то, что видел однажды я. Даже не увидят, а окунутся в ту атмосферу Родителей наших, что удалось узнать мне. Это... меняет, и очень-очень сильно. Сегодня, Досточтимый Лоуренс, вы напомнили мне ТЕ времена, и счастье наполнило меня выше всякой меры. Я... очень, очень вам благодарен.

Лоуренс выслушал его с улыбкой:
-Я рад тебе и рад твоим словам, они напомнили мне место, которое я покинул, - мою Обитель. Там всё так, как ты сказал. Но там так всегда, и, поверь, мы ценим, что у нас есть. Думаю, ты понял.
Антуан кивнул, продолжая смотреть в огонь свечи. Лоуренс продолжил:
- Пилигримы стараются быть такими, как ты описал. И те же уроки мужества и мышления проводят они, как было в первые годы. И дети видят в них тех же Сынов и дочерей Неба, как видел ты. И хотя далеко не все Пилигримы носят Тела Света, но все они носят в себе тот Мир, что так полюбил ты тогда.
- Я знаю, Пилигрим. Наверно, это моё детское счастье так меня манит.
Лоуренс улыбнулся таким словам:
- Наверно. Но как есть час счастья прошлого, так есть час счастья будущего. Твое сердце знает о нём, оттого эта тоска. Возьми этот свиток. Когда сердце твоё скажет, что время твоё пришло, - а ты обязательно поймёшь этот час, - ты возьми свиток и прочти, что в нём. Когда же прочтёшь, сделай, как в нём написано. Он для тебя, и ни для кого более. Но только в особый час сделай так, обратно пути не будет, Антуан.

Лоуренс улыбнулся такой счастливой улыбкой, как если бы этот час уже наступил для него самого.
Антуан поклонился, и слёзы благодарности выступили из-под его ресниц:
- Благодарю, - сдавленно ответил он.
Наступил час расставаться...

[Хоссэ]

Наталия не могла оторвать глаз от Пилигрима весь вечер.
Пир Радости дал чистоту, свечи создали уют, а рассказ Антуана дал надежду.
Всё это вслед за дневным потрясением привело её к решимости.
Как только официальные дела были завершены, она подошла к Лоуренсу и, встав рядом, стала дожидаться, когда прощающиеся освободят хотя бы малое место, чтобы она могла сесть.
Когда это произошло, Лоуренс сам пригласил её занять место, на котором до неё сидел Антуан.
У них намечалась беседа, волнующая Натали сверх меры.
Как бы глубокое озеро распахнулось перед ней, и до самого дна видно всё - так и её душа стала доступна для неё, хотя прежде была закрыта.
- Скажите, как к вам обращаться?
Лоуренс посмотрел в её глаза, и Наталии показалось, что он увидел её душу ещё больше, чем она видела сама в этот вечер.
- В разные времена нас звали по-разному: Держатели, Хранители, Азары... Но есть имя и у меня. Мой Учитель зовёт меня Лоур, друзья зовут звездочётом, вам же лучше звать Вестник. Так потому, что для вас я принёс Весть.
Натали облизнула пересохшие вмиг от волнения губы:
- Что за Весть?
- О, это вы мне расскажете сами.
Глаза его засветились, как сияет поверхность озера в солнечную погоду.
- Но... я пришла сказать...
- Что ваша жизнь теперь уже не кажется вам такой уж и правильной и что вы хотите изменить её, сделать такой же волшебной, как тот мир, что показал вам?
- Да, но откуда?..
- Ведь я же Пилигрим, а они все волшебники и могут определённо всё, не так ли?
Лоуренс сказал это так мягко и с таким юмором, что Наталия невольно расслабилась и сама заулыбалась.
- Ну да, а разве не так? А что ещё от вас ждать, если вы всё и всегда знаете наперёд?
- Ну, предположим не всё, а лишь то, что вы решили сами. Того, что вы не решили и что ваше сердце ещё не избрало, я знать не могу, ведь этот выбор ещё предстоит.
- Так мне можно будет избрать?
- Но почему нет? Мы все избираем рано или поздно, вот и ваше время подошло. Просто не все знают, из чего избирать. Вы же знаете, и в этом ваше счастье.
- Но я так и не знаю, что именно я хочу. Я знаю, что хочу принадлежать тому миру, но как сделать его доступным...
- Этот поворот мысли не верен в корне. Нельзя сделать его способным служить вам, но можно служить ему. В чём ваше служение, Наталия?
Она задумалась. В этом ракурсе всё выглядело совершенно иначе. Служение, как же она сама не догадалась?!
- А как можно служить? Ведь у меня семья и ребёнок, и я люблю мужа... Служение предполагает - уйти?
- Потому и говорю о выборе. Если человек понял, он может избрать. Но что он изберёт - то неведомо, пока выбор не состоится. "Никакой лама не знает, где шапка бер-чен жмёт, пока её не оденет", - так учили меня. Можно пойти в ученицы к сёстрам Горы, но то не близкий путь, длиною в много лет, ведь их ноша не менее тяжка, чем путь Пилигрима, и служение то предполагает хождения не близкие. Есть другой путь - Обители Сергия для болезных и калек, им нужен уход и всегда требуются заботливые руки. Можно найти и мягкий путь - найти труды в школе или в доме Орифламмы - всюду, где есть возможность служения, вам будут рады. Но чего желает ваше сердце?

Те слова Пилигрима затронули струны души Наталии, в ней всколыхнулись неведомые чувства - смесь тревоги как бы от зова дальних труб и горнов и ожидания гроз; всё это было тревожным и радостным одновременно, душа была жива и дышала, и жаждала полноты жизни именно души.
- Но где принесу лучшие дары?
-То не скажу, ведь не для советов я, но для пробуждения.
Эти последние слова наполнили сердце Наталии уверенностью, что она сделает верный выбор. Надо только нащупать, а для того надо идти и пробовать. И с тем она решительно встала и, полная новых ветров и стремлений, пошла навстречу новой жизни.

[Хоссэ]

Что делают Пилигримы по ночам?
Понятно, что спят, но что то за сон?
Люди привыкли, что сон - это оцепенение и отдых.
Но вечные труженики, разве будут они ленностно проводить время, когда так много трудов и так много надо узнать?
Ученичество у высоких Йогинов подразумевает, что во время ночное душа переходит в Священную Страну - единую и единственную для всех, кто обрёл принадлежность к стану Держателей.
По ночам те, кто живет в той стране, учат тех, кто живёт здесь, и приходит к ним за Знанием и Мудростью.
Кто-то заметил на реплику мудреца: "То, что вы сказали, мне так ясно. Отчего?"
Тот ответил: "По ночам Мы учим. Днём же люди себе присваивают".

Но кто помнит те ночные хождения, полёты?
Кто упомнит ту волшебную страну?
Каким надо стать, чтобы помнить?

Кого приглашают в ту Страну?
Как можно получить приглашение прийти под священные своды, пройти высоченные Врата и оказаться там, где мудрые ткут полотна святости для тех, кто живёт на земле?

То Пилигримы и Гуру знают и ведают. И приглашают.
О том Сёстры Горы песни поют.
Тому в Ашрамах обучают.

Что такое сон Пилигрима?
Какие вехи намечает его Руководитель Небесный, за него поручившийся?
Какие Знания передаёт ему?

Говорят, что будущие встречи с людьми все определены там, в стране священных снов. И здесь, когда встречаешь сужденное, говоришь: "Я знал!" - лишь потому, что Там - ведал.

Оттого никто не смеет нарушать священный сон Пилигримов.

Утром, едва Лоуренс спустился вниз, появилась Ангелина в сопровождении сразу нескольких родственников. Видимо, она одна не решалась прийти, но слух об удивительном Пилигриме достиг всех закоулков города, и народ только и искал возможности познакомиться с Вестником. Ангелина краснела, стеснялась, прятала глаза в землю, но, видимо, понукаемая толпою родственников, решилась заговорить.
- Вчера... вы столь сильно поразили меня...что я... не могу найти слов...
Слезы покатились из ее глаз градом, что, видимо, было для нее большой неожиданностью. Упав на самое дно смущения, она буквально окаменела, не в силах даже достать платок, чтобы утереть их. Глядя на эту картину, Лоуренс увидел ее в несколько ином свете, чем все остальные: сон еще не далеко отошел от него, и тонкость переходного состояния от сна к бодрствованию давала свои преимущества. Он увидел все интонации, что окружали сейчас эту девушку: и ее потрясение от встречи, и подруг, чей интерес так не походил на только что понятое, и родственников, рвущих ее на части и пытающихся использовать эту мимолетную встречу, и ее бедное сердце, которое рвалось навстречу его миру — миру пилигримов, но при этом жутко страдающее от невоспитанности и алчности окружающих людей, ценящих свои интересы более других. Лоуренс увидел, что будет дальше. Он понял, что ему надо пойти с ней и поддержать ее, потому что она пришла пригласить на чай. Тут же он окунулся в атмосферу этого чаепития и понял, что оно будет чопорным и грустным. Пилигрим достал платок, подошел к девушке, промокнул ее слезы:
- Не плачьте. Ангелы не должны плакать. Я приду на ваш чай и спасу вас от ваших родственников, хотя бы на один еще час.
Она подняла свои глаза на него, и в них читалась смесь удивления и восхищения. Удивления его прозорливостью и восхищения его поступком, его решимостью сделать что-то для нее. Она быстро закивала, попыталась опять заплакать, но уже от радости. На том аудиенция и закончилась.

Чаепитие чопорности.
Ровно в одиннадцать утра Лоуренс в сопровождении второго привратника, застенчивого коренастого паренька по имени Андреас, появился на пороге дома Ангелины. Надо сказать, что дом был большой и шумный. Наверное, даже слишком большой и слишком шумный. Его сразу же проводили в зал огромных размеров, где собралась, наверное, вся родня этой девушки, а родни у нее было много. Не то что бы половина города, но человек пятьдесят набралось. Все эти люди ходили, говорили, садились, снова вставали и даже не сразу заметили, что Пилигрим уже сидит на положенном ему месте и молча за ними наблюдает. Наверное, это были хорошие, замечательные люди, но, собранные в таком количестве в одном месте, они создавали атмосферу суетливости, что Лоуренсу очень не понравилось, но это можно было стерпеть.
Шумок пробежал по залу. Шушукаясь, люди стали степенно занимать места, как если бы объявили третий звонок перед началом какого-нибудь спектакля, - именно спектакля, зрелища, и это также не понравилось Лоуренсу. Менее всего он хотел походить на актера. Но присутствующие здесь люди, по-видимому, так не считали. Когда все расселись и шум немного утих (правда не очень-то он и утих), Ангелина робко начала:
- Как можно обращаться к вам? Пилигрим? Или вам лучше, чтобы к вам обращались по имени?
Голос ее был тих и робок, движения застенчивы, но глаза сияли.
- Мое имя Лоуренс, и я Пилигрим. Но важно не имя и не звание. Имя редко совпадает с тем, что человек есть, а потому важно не то, как вы меня будете звать...
- А что же важно?
- Важно то, насколько вы меня знаете. Я объясню. Здесь находятся люди, которых вы знаете. О каждом из них вы составили мнение, и это мнение, безусловно, основано на ваших наблюдениях. Иными словами, вы думаете о людях в соответствии с тем, что вы уже успели наблюсти, но не приходило ли вам в голову, что и наблюдения ваши могут быть обманчивы и выводы не верны, а раз так, то и представления о людях ошибочны?
Я могу сказать вам, что не только вы не знаете этих людей. Но еще в большей степени они не знают вас. Чтобы составить о человеке мнение, требуются годы и ясный взор. Умение понять человека, охватить его целиком и при этом не ошибиться — редкий дар. Понять человека, дать ему имя, которое выражало бы его сущность, — дар еще более редкий, а потому вы не можете назвать меня, потому что вы меня не знаете. А раз так, то зовите, как вам удобно.
- Вы так много сказали... Но как мне узнать вашу сущность?
- Надо пожелать ее узнать. Именно ее, а не свое мнение о ней. Вы думаете, это просто?
Она была растерянна. Никогда в ее жизни не было столь глубоких бесед, касающихся самой сущности понятий. Уже сказанное требовало осмысления, а между тем беседа продолжалась. Пилигрим говорил негромко и как бы не замечал всех тех людей, что сидели вокруг. Для него они были не важны, он говорил с ней и только для нее, тем самым как бы разграничивая этот зал: то, что происходило между ними, - это одно; всё же, что было за пределами этой беседы, — другое.
- И я не думаю... Я вообще никогда об этом не думала. Научите меня, а?
Пилигрим улыбнулся и отпил предложенного чая.
- Хорошо, я дам вам урок. В этом доме живет птица. Вы об этом знали?
- Нет, а где?
- Этот дом слишком большой, чтобы знать все его закоулки.
Под крышей с восточной стороны есть щель между досок, и там она свила себе гнездо. Представьте себе, что вы и вся ваша семья узнали об этой птице без моей помощи. Что будете вы думать о ней? Я скажу.
Один подумает, что она на его территории, и будет ревновать к этому дому. И его отношение к птице будет отрицательным. Он будет заходить и думать, что не хочет терпеть ее здесь, хотя даже ни разу ее и не видел.
Другой будет искать тот вред, что она может совершить, третий будет думать о том, чем же она питается, четвертый озаботится, а не принесет ли она болезнь, и так далее. Иными словами, каждый будет строить свое отношение к ней, даже не увидев ее ни разу. Но, даже если увидят, это им ничего не даст. Предубежденность подобна слепоте, они будут видеть лишь то, что готовы видеть. Так и в жизни. Умейте сперва наблюсти человека. Понять, о чем он мечтал с ранних лет, как формировался его мозг и как жила его душа. Пытайтесь понять его мечтания, ведь мечты выражают человека больше всего, и когда таким исследованием вы приблизитесь к человеку, то, попытавшись понять, скорее всего, будете успешны. Важно понять не свое мнение о человеке, а человека самого без вашего мнения о нем.
Здесь присутствуют много людей, что они знают обо мне? Что они знают о вас? И что они знают о нашей беседе? Большинство из них даже не слышат нас. Так зачем они здесь? Те же, что слышат, заняты своими воображаемыми отношениями. Они постигают не меня, не вас, но свое отношение ко мне, к вам и к тому, что здесь происходит. Мир Пилигримов так не похож на мир людей именно потому, что мы всегда постигаем сущность явления или человека, а уж затем формируем свое отношение к ним. Люди же поступают наоборот. Руководствуясь поверхностными наблюдениями, тут же строят свои представления и верят только в них. Запомните, Ангелина, этот день, запомните эту беседу и думайте об этом так часто, как сможете. Пытайтесь понять все, с чем будете сталкиваться, и когда-нибудь вы поймете и меня.

Оказалось, времени прошло совсем чуть-чуть, и к тому моменту, как беседа завершилась, люди только закончили рассаживаться и разговаривать. Никто ничего не заметил. Весь следующий час прошел в скучных вежливых тонах. Поговорили решительно обо всем, и каждый из присутствующих посчитал своим долгом выразить свое мнение. И о том, что погода очень хороша, и о том, что урожай будет хорош, и о том, что люди вокруг хороши, и что вообще все хорошо. Пилигрим отвечал односложно, как бы не выходя из погруженности в себя, никто так и не задал ему вопроса, ради которого люди приходят к мудрецам. Молодой привратник, сегодня сопровождавший Пилигрима — Андреас - впоследствии так охарактеризовал эту встречу: «В сырых дровах мало огня, а в иных и нет вовсе...»

Быстрее за город!
К концу беседы Пилигрима стало мутить. То ли от жары и духоты, то ли от скукоты время препровождения, к которому он не привык, но силы стали покидать его. И не пот от жары, но испарина от слабости выступила у него на лбу. Он посмотрел на Андреаса, и в этом взгляде читалась просьба о помощи. Парень был прост. Тут же перебив какую-то немолодую женщину, взахлеб рассказывающую о семейных перипетиях, он громко заявил: «Мы очень благодарны вам всем за приглашение, но у досточтимого Лоуренса, ученика великой обители Альма, режим, которого он обязан придерживаться, как и всякий горец, спустившийся в долины».
Слово "режим" было произнесено громко и практически в гробовой тишине. Народ понял, что дело серьезное, и возражать не стал. Воспользовавшись заминкой, Лоуренс тут же встал и, раскланявшись, быстро направился к выходу. Выйдя из дома, Лоуренс повернул не направо, к дому Орифламмы, а налево, к окраине. Причем быстрым шагом. Замешкавшийся Андреас нагнал его через сотню шагов.
- Что-то случилось?
- Тяжко...
- Куда идем?
- За город. Подальше отсюда.
А между тем лицо Пилигрима было белое, как бумага.

Прана.
Выйдя за город, Лоуренс направился к небольшой роще. Несмотря на жару, он не сбавлял шага, так что Андреас едва за ним поспевал. На краю рощи Пилигрим сказал: «Жди здесь», - и спустя несколько секунд скрылся среди деревьев. Андреас не видел, как Лоуренс нашел осину и обнял ее, отдавая ей свою слабость. Не видел он, как Лоуренс затем нашел березу и обнял её, прося силы, и кровь стала приливать к лицу. А затем, сидя на траве, долго и глубоко дышал, впитывая всем телом жизненную прану, что небеса дали земле. Спустя два часа Лоуренс появился возле Андреаса и попросил сходить в город за рюкзаком и палаткой. Отравление было столь сильным, что ему требовалось несколько дней покоя и уединения на природе, чтобы восстановить утраченные силы.

В итоге дня Ангелина сделала вывод, что Пилигримы - это, действительно, дети богов. Лоуренс понял, что слишком отвык от сборищ людей. А Андреас понял, что условия жизни Пилигримов и людей сильно отличаются - как, например, разные они у птиц и рыб.

[Хоссэ]

Оставшись один, Пилигрим нашел тенистое место и тут же заснул. Он провалился в беспробудный сон, невзирая на то что оказался в незнакомом месте: так сильна была его усталость. Это была не столько усталость от людей или даже скопления их. Многое можно вынести, если идут вместе. То скорее была усталость от непонимания, пустословия и никчёмности собраний. Так потому, что каждая беседа Пилигрима - не просто слова, не просто передача информации. Пилигрим есть тот, кто дает часть себя всегда, и, даже замыкаясь, он тяготится антагонистичностью сфер.
Мир Пилигримов антагонистичен миру людей. Эти два мира не просто не похожи, они взаимоисключающи, а потому Лоуренсу всегда приходилось скользить по грани невозможного. Оставаться Пилигримом и быть среди людей, отвечая их нуждам, — непростая задача. Когда люди тянутся, пытаются понять, то задача эта упрощается. Когда же не пытаются понять и рождаются слова, противоречащие мировой гармонии, антагонизм нарастает и дает о себе знать в полной мере. Именно это и ослабило его. А слабость заставила искать чистое место среди Природы. Андреаc ушел за вещами Лоуренса, обещая к вечеру вернуться. И на всё это время уставший от непонимания, не способный более примирять возле себя сферу небес и сферу людей, Пилигрим ушел в недолгий, но очень глубокий сон.
Вернувшись в обитель, Андреас первым делом нашел Максимилиана — старшего из привратников и сообщил ему о случившемся. Одно было ясно: Пилигрим устал, очень устал, срочно нуждается в отдыхе, - настолько, что упал под первым попавшимся деревом и крепко спит. Он один, и в случае чего, никто не может ему помочь. Максимилиан сообразил быстро. Приказав Андреасу взять машину и отвезти к месту отдыха Пилигрима его вещи: рюкзак и палатку (что было, собственно, против правил, но что делать?), Макс рванул на другой конец города, где располагался Дом Сестер Белой Горы, их представительство, а заодно и небольшая больница. Рассудив, что утомление Пилигрима может привести к болезни и ему может понадобиться в том числе и медицинская помощь, Макс побежал за этой помощью так быстро, как только мог. Машина в обители была одна, и воспользоваться ею не было возможности. Вот и сейчас со стороны, по прошествии времени Макс мог бы сказать, что это было глупо - так торопиться: ну, устал человек, заснул, и что с того? Можно было все сделать спокойно, степенно, не торопясь. Но в тот момент единственным желанием Макса и его долгом, кричащим ему в уши, было оградить Лоуренса от всех возможных напастей, неудобств и вообще всего, что могло бы доставить мудрому Пилигриму какие-то неприятные ощущения. Макс не думал в тот момент, что на протяжении многих тысяч лет люди, подобные Лоуренсу, всегда испытывали неудобства, гонения, их даже казнили. Они всегда страдали от невозможности примирить мир людей и мир небес. Нет, Макс об этом не думал, он старался приложить свои малые силы так, чтобы после окончания земной жизни, встретившись на небесах с Небесным Наставником, он мог бы смело сказать: «Да, я приложил все силы, которые у меня были и, может быть, чуточку тех сил, которых не было». И это было бы честно. Андреас застал Лоуренса спящим, но, не смея нарушать его сон, тихонько положил вещи рядом и вернулся к дороге, чтобы в машине ожидать подмогу.

В тот момент, когда рюкзак и палатка Пилигрима коснулись земли возле его ног, Макс буквально влетел в Обитель Сестер Горы. В этот день дежурила Светлая Акара, больных не было, да и выздоравливающие предпочитали выздоравливать по домам. Обитель была пустынна. Макс нашел Пресветлую Акару в библиотеке обители, она тихо сидела у окна и читала. Макс ворвался, как курьерский поезд. На его лице читалась смесь растерянности и решительности. Такое совмещение несовместимого на одном лице удивило Акару настолько, что одна бровь ее приподнялась. Она не сдвинулась с места и даже не пошевелилась при виде взволнованного юноши. Он подлетел к ней и бухнулся на правое колено. Прижав правый кулак к полу, он склонился и выпалил:
- Пресветлая Акара, возможно, нужна Ваша помощь. Мудрый Пилигрим, что удивил нас мудростью вчера и сегодня, страшно переутомился. Мне сказал мой друг, что Пилигрим может быть даже потерял сознание. Я не знаю, но мне думается, что ваше внимание придало бы ему сил.

Акара выслушала его, так и не двинувшись с места. Когда юноша окончил, она медленно положила книгу на высокий стол для письма, что стоял слева от неё, и коротко спросила:
- Где он?
- В часе ходьбы отсюда, пресветлая Акара. Я проведу. Там ждет меня мой друг Андреас.
- Мы поедем, — ответила Акара и быстрым, но неторопливым шагом направилась к выходу.
Солнце уже утеряло желание жарить землю, и духота стала отступать. Быстро доехав, Светлая Акара и Макс остановились возле машины Андреаса. Выйдя из машины, Акара спросила:
- Где он?
- Я проведу.
И все трое направились в чащу тем же быстрым, но неторопливым шагом, ритм которого задавала столь уважаемая и известная всей округе сестра Горы Пресветлая Акара. Подойдя к Пилигриму, они нашли его спящим. Вид его был бледен, но спокоен. Печать утомления стала сходить с лица. Акара строго посмотрела на юношей, - те, не промолвив ни слова, направились к машине.
Сев у изголовья спящего, Акара погрузилась в то священное внутреннее состояние, которое дает Небожителям возможность проникать в материю своим разумом здесь, на земле. Сначала ток волной пробежал по её солнечному сплетению вверх к горлу, затем охватил скулы, затылок и иголочками побежал к темени. Тут же сознание распахнулось, стало глубоким, практически бездонным. Как только этот момент наступил, Пресветлая Акара переместила свое внимание из области сердца своего в область сердца спящего Пилигрима. Ее сердце сказал ей: «Вот он».
Его сердце склонилось перед ней в дружественном приветствии.
Сидящая женщина и спящий Пилигрим — они узнали друг друга. Вернее, узнали друг в друге жителей Небес.
Люди не знают, но, когда сердца становятся подобны удивительным цветам, они могут говорить. Нет, это не язык, состоящий из слов. Это, скорее, синтез чувства и смысла. Сердце всегда имеет отношение, но оно же и знает вещи такими, какие они есть на самом деле. Изменчивость жизни дает игру настроения, и, касаясь вниманием своим предметов, событий, людей, сердце меняет свое отношение к ним. Сердце дает свое отношение к ним как интонацию, но язык сердца таков, что и безграничные тайны Вселенной можно выразить на нём, и самую сущность явлений природы — на этом бессловесном языке. Язык сердца таков, что в одно мгновенье можно передать целую эпоху, открыть целый мир и одарить счастьем. Сердце Акары тут же узнало, как все было.
Оно узнало о беседе с отяготившими, и что их было много, и о доброжелательстве Пилигрима, которое открыло его ауру для внешних воздействий. Она узнала, как было принято единственно верное решение уйти на природу и как мутило Пилигрима, когда он шел, и как слабость наливала свинцом ноги, и как бледнел лоб, и как выступала испарина, и как он уснул, едва коснувшись земли. Все это узнало сердце Акары в одно мгновение. Ее сердце сказало своей хранительнице, что нет ничего страшного - ничего такого, что нельзя было бы исправить, не произошло, и что сердце Пилигрима удивительно прекрасно. Именно удивительно.
Обычно люди слышат голоса своих сердец очень тихо. Голоса те пробиваются сквозь суету человеческой жизни и теряют небесные краски, проходя сквозь фильтр рассудка.
Но чистое восприятие от сердца к сердцу не искажает и не приглушает тех красок, и потому Акара поняла сердце спящего таким, каково оно было на самом деле, и удивилась той красоте.

[Хоссэ]

Обычно Голос Сердца не слышно среди суматохи мирских дел. Бывает, сердца узнают друг друга и шлют друг другу самые лучшие пожелания, но люди не слышат их. Бывает, что голос Сердца доносится как едва чувствуемая симпатия: ни с того ни с сего вдруг почему-то люди симпатизируют друг другу, не находя тому причин, - это Голос Сердца. Он буквально кричит: «Люди, вы не одну жизнь уже идете вместе, так идите одним шагом!» Единство лучше, чем рознь. Сердца говорят людям, что симпатии, которые чувствуют люди, есть начало Великого Единения, которое может даже разорвать цепи жизни и смерти, это тоже слушает сердце.
Важно знать: Небожители, Пилигримы, Сестры Горы разговаривают сердцем так же естественно, как мы друг с другом. Это не тайна, потому что зачем такое скрывать? Была бы тайна, понять это было бы практически невозможно.
Светлая Акара поместила правую ладонь рядом с теменем Лоуренса, через несколько мгновений ее рука потяжелела и стала очень теплой, почти горячей. Ещё спустя несколько мгновений тепло и приятная ломота стали разливаться по телу Пилигрима, от темени и до самых пят. Щеки налились жизнью, и тело стало свежим, как после многочасового сна. Последствия чопорной беседы ушли. Акара так и сидела, чтобы не мешать Пилигриму: пусть спит. Сосредоточившись в глубине себя, она нашла образ Макса и шепнула ему на ухо: «Иди сюда». Сидевший в машине Макс оторопел, его сильно-сильно вдруг потянуло туда, где лежал Пилигрим. Желание было столь мощным и неестестественно внезапным, что он догадался: это его зовут. Как пуля, он вылетел из машины и побежал, ломая на бегу сухие ветки под ногами.
Ворвавшись на поляну, он увидел укоризненный взгляд Светлой Акары: он наделал так много шума, что это могло разбудить спящего Пилигрима.
«Что-то я переборщил»,- подумалось ему, но тут же донёсся тихий голос Акары:
- Разведи огонь там, где стоишь.
Через час, когда веселый огонь уже грел воду для чая, а Солнце стало клониться к горизонту, Пилигрим вернулся из объятий сна. Душа стала входить в тело, овладевая им. Этот момент просыпания всегда важен.
Земная власть еще не покорила себе душу, а потому можно физическими ушами слышать, как говорят Ангелы; и физическими глазами видеть картины из Надземного. Этот момент священен, он называется «Алмазное Мгновенье». С самого начала в Обители Пилигримы учатся сосредотачивать волю таким образом, чтобы ни за что, ни при каких обстоятельствах не пропускать "Алмазного Мгновенья". Они учатся помнить в момент просыпания, что надо слышать, слушать и смотреть.
Вот и сейчас Лоуренс вслушивался, и в ухо ему шепнули одно лишь слово: «Акара». Волшебство стало рассеиваться, как только он открыл глаза.
Девушка, что сидела рядом с ним на траве, казалась ровесницей, но как только их взгляды встретились, волна Знания прокатилась в его душе. Это невозможно понять, но Пилигримы знают сразу и все. Он понял, кто перед ним. Голос Сердца ему шепнул:
«Пресветлая», голос разума сказал, что Мудрости и Силы в ней столь много, что он не будет переставать ею восхищаться. А память сказала имя –Акара.
- Акара? – спросил он.
Она улыбнулась:
- Ну вот, ты знаешь.
Лоуренс еще не проснулся до конца и происходящее с ним воспринимал как продолжение волшебства сна.
- Ты здесь?
Часто бывало, что, просыпаясь, он видел удивительных людей, которых не видели другие, и иногда он разговаривал с ними.
В этот момент Макс, видя что Лоуренс проснулся, громко позвал:
- Акара, делать чай или ты думаешь что-то иное?
Лоуренс улыбнулся себе: «Раз ее видят другие, значит это не Небесный Посетитель». Хотя атмосфера Акары говорила о другом.
Атмосфера... Что это такое? Человека окружает целый мир, и каждым прикосновением мыслью и рукой к людям и предметам он делится своим миром, он делится собою. Чуткие к сердцу понимают атмосферу свою и других. Бывает, что встречный неприятен, бывает, что приятен, и это не сон. И дело не во внешности - Сердце всегда знает, кто перед тобой. И каждый носит свой мир в себе и вокруг себя, и самые чуткие среди людей не спрашивают о человеке, но вслушиваются в ароматы и смыслы окружающих его миров. Так избирают себе друзей и сторонятся тех, чей мир не хотели бы внести в свое окружение.
Атмосфера Акары была волшебной, Небо жило рядом с ней. И даже в этом светлом, напоенном мудростью мире, где жили они все, такие, как Акара, встречаются редко. Бывают цветы, удивляющие богатством форм, бывают поражающие тончайшим ароматом, что и словами выразить нельзя. А бывают люди, как цветы, что удивляют собой.
Лоуренс впитывал ее атмосферу, и счастье в его душе стало нарастать. Ему подумалось: «Что такое счастье? Атмосфера Небес даёт восхищение, приносит удивительную красоту. Внимание мудрых приносит радость и готовность Служению. Но счастье – это чудо. Его полог накрывает неожиданно, его нельзя предсказать, его нельзя вызвать, счастье приходит, когда пожелает само", - так случилось и в этот раз.
Пресветлая Акара, глядя на все еще лежащего Пилигрима, вдруг почувствовала, как волна ударила ей в грудь и разлилась по жилам.
«Как будто солнце зажглось рядом», - подумала она и с удивлением посмотрела на Лоуренса. Макс не видел, никто из людей не увидел этот свет, но она поняла. Сердце Пилигрима светилось, и свет этот был сильнее солнца, хотя и невидим глазу.
Удивление сменилось радостью, и вместе с ней пришло знание: «Не прост этот Пилигрим, есть в нем тайна. Счастливая тайна».
- Пьем чай? - спросила она.
Лучащееся счастье в глазах Пилигрима сказало ей: «Да».

[Хоссэ]

Сидя вокруг костра в наступающих сумерках, они смотрели в Огонь.
Удивительное чувство окрыляло Акару, и, держа в руках кружку с настоем душистых трав, она ни о чём не думала. Как чувствует себя младенец на руках матери? Нечто большое приняло в себя душу Акары и наполнило её покоем и тихой радостью. Огонь посылал в небо себя, делая это без лишней суеты, но стремительно, и это непрестанное движение вперёд, вверх напомнило ей её саму...
Также спокойно и устремлённо знала она всегда, что Обитель Сестёр - это её мечта, её цель, и нет ничего такого, что могло бы помешать ей осуществить эту мечту.
Она не волновалась даже о том, примут или нет. Желание её было столь несломимым и ровным, что годы до вступления пронеслись легко.
И когда пришёл срок избрать, то так же спокойно и стремительно пришла она и расположилась вне стен Обители, но так близко, как было возможно.
Три дня ждала она, чтобы вышел кто-то заговорить.
То была Сестра Иста.
Разговор длился весь день и не утомил обеих.
И уже в тот же вечер была она устроена на ночлег, а спустя положенный срок принята на обучение.
Всё шло своим чередом, и радость от осуществления мечты постепенно перешла в радость трудов.
Но то, что почувствовала она сегодня — посетило её впервые.
Это люди в своём неведении приписывают высшие чувствования своим представлениям. Но Знающие помнят Завет: «Всё высшее — от мира Надземного, где ничто не принадлежит человеку, но лишь он принадлежит тем Небесам».
А потому ни на минуту не присвоила Акара себе эти чувства, как и учили её.
Где есть внезапно посетившее чувство прекрасного, там нет места человеческому.
Она сидела у костра и вслушивалась в те интонации красоты, что стремительно проносились в её душе, как бы отзвуча тому, что происходило в сердце Пилигрима.
Вот он коснулся взглядом неба и звёзд, и в душу его легло воспоминание об Астролатрии — науке понимать голоса звёзд. Вот он мгновенно вошёл в Священное состояние, что предшествует общению с небесными светилами, и тут же как бы Небо спустилось в душу Акары и заполнило её полностью, вытеснив все сторонние ощущения.
Вот Пилигрим вздохнул и услышал голос звезды, и мудрость неземная опалила душу Акары так сильно, что она забыла, кто она и где она, и экстаз Знания об этой звезде умчал её в небесные дали.
Очнувшись через некоторое время от оцепения, она с удивлением обнаружила, что уже глубокая ночь и что пора уезжать.
Так они почти и не обмолвивились ни словом, как им пришло время расставаться.
Пилигрим был погружен в себя, и Акара вернула его:
- Нам пора, мы оставим тебя.
- Да, Светлая сестра.
- Могу ли я видеть тебя ещё?
В её голосе звучало пожелание общения, так взволновавшего её.
- Три дня я буду здесь. После могу придти, когда скажешь.
И для Пилигрима эта встреча была особенной: рядом с Акарой ему дышалось иначе, и даже те же звёзды, казалось, были не так, как прежде, счастливы видеть его.
- Я приду.
Не говоря больше (что есть слова, когда так много смыслов окружает?!), Акара пошла в ночь, и двое послушных ей молодых привратников последовали её примеру.
Так завершился этот хлопотный, но такой счастливый день.

Эти три дня пролетели незаметно.

[Хоссэ]

Когда чай был выпит и глаза молодых привратников немного осоловели от тепла воды и тепла костра, Лоуренс посмотрел в задумчивые глаза Акары и предложил:
- Брат наш Огонь ждет нас.
Акара встретилась с ним взглядом, тихо улыбнулась и ответила:
- Да, так.
Не сговариваясь, они сели рядом друг с другом и, глядя на огонь, начали.
- Брат мой Огонь, я знаю тебя. Каждый Пилигрим мечтает стать языком великого Пламени и, совершая день ото дня благие деяния, Пилигримы растят огонь в себе, как земля накапливает свет солнца.
Огонь продолжал гореть и вроде бы ничего не изменилось.
Тогда вступила Акара:
- Брат мой Огонь, сердце каждого приходящего к Сестрам Горы несет в себе Огонь.
Учась различать Огонь в сердцах, я знаю тебя. И как каждое сердце отлично от другого, так не бывает двух похожих друг на друга языков пламени.
Огонь молчал. Лоуренс принял эстафету.
- Брат Огонь, знаю я, что сердце каждого небесного тела звучит тем же Огнем, и пути к небесным странникам сотканы Огнем тончайшим, и этот Огонь небесный ведом мне.
Глаза Лоуренса потемнели, и стало заметно, что атмосфера вокруг него сгущается. Свое знание из области разума он каким-то чудом начал переносить в область явлений материальных, - да так, что не почувствовать этого было нельзя. Когда Лоуренс произнес последнее слово, в костре что-то треснуло, и сноп искр понесся в темное небо к звездам.
Акара улыбнулась и продолжила:
- Когда возносим сердца свои Матери Мира и пуджа преображает нас, я вижу Сестер своих иными, чем раньше, и то, что преображает их, - это есть ты, Огонь. Я знаю тебя.
Голос ее стал громче и торжественнее и напряженнее. И за торжеством этим сквозила радость. Казалось, Огонь обрел уши. Сперва он услышал слова Лоуренса, а теперь, услышав торжественную речь Акары, Огонь выгнулся в их сторону, стараясь как бы прильнуть к этим словам. Засыпавшие было привратники аж подпрыгнули на своем месте. А между тем Лоуренс перенял эстафету.
- Когда, говоря тем, кто может принять, сердца их вспыхивают, я вижу, что слова мои становятся Огнем. Огонь этот проникает в сердца и иногда достаточно и нескольких слов, чтобы сердца слушателей стали пламенными. Я знаю Огонь этих слов. Я знаю тебя, Огонь.
Атмосфера вокруг Лоуренса сгустилась еще больше, а костер вдруг будто сошел с ума: как факел, он вырос на несколько метров высоты, и на поляне стало светло, как днем.
Тогда Акара и Лоуренс произнесли хором:
- Мы знаем тебя, брат Огонь. Будь нам другом.
Ошарашенные привратники сидели застывшие и пораженные. Акара и Лоуренс стояли всего лишь в полуметре от костра, взявшись за руки, но Огня не чувствовали. Огонь из красного стал синеватым, и языки его превратились в рвущееся вверх ревущее пламя. Так, держась за руки, двое огненных сделали шаг вперед и перешли сквозь костер. Огонь их не тронул. Так закончился этот удивительный вечер.

Акара уезжала потрясенная: прохождение сквозь огонь, ставший другом, - редкое явление. Сознание как бы парило между небом и землей, всё еще имея силу не возвращаться в тиски земного разума, и покров Майи не затемнял думы.
А мысли были разные, и все они безусловно вертелись вокруг Пилигрима Лоуренса, который смог так легко сделать Огонь другом и подарить эту дружбу... ей, Акаре. Было совершенно ясно, что сама она не смогла бы сделать так. Да и вместе с кем-то ещё - тоже. Редко кого Огонь слушается так легко.
А еще Пилигрим удивил ее своей чистотой. Быть человеком, практически не замутненным материей, общаться с людьми и продолжать оставаться чистым, как белоснежные снега Кайлаша - такое не под силу человеку, и всё-таки Пилигрим был такой. И эта чистота давала ощущение Небес, спустившихся на Землю.
"Вот почему Огонь его слушает", - подумалось ей. -"Неудивительно было бы, если бы его слушались и дикие птицы, и деревья".
Ощущение чистоты - как озон. И каждый, повстречавший пилигрима, сравнивал его с озоном. Чистейший.
Так думала и Акара.

Лоуренс решил остаться на пару дней в лесу, чтобы прийти в себя окончательно. И Акара, конечно же, взяла с него обещание, что, когда через два дня она вернется за ним, он посетит Обитель Сестер Горы. И конечно же, он будет там желанным гостем. Так закончился этот многотрудный день.

Они уехали. Шум машин стих.
Лоуренс лежал возле потухающего костра и между крон деревьев смотрел на небо. Прошедший сквозь огонь вместе с удивительной женщиной, он ни о чём не думал. Может быть, взгляд его, касаясь далёких звезд, приносил ему звучание этих светил? А может быть, беспредельность одаривала его свежестью вечного познавания, а может быть, тот огонь, что подчинился ему и стал его другом, невидимый огонь, дарил ему свои тайны? О том мы не узнаем, и думы его останутся запечатанными книгами. Он уснул счастливым сном праведника, и душа его, постигшая тайну огня, познавала новые миры, о которых мы и помыслить не можем. Священен сон Пилигрима.
Ещё два дня провел он в уединении, набираясь сил среди чистой праны, которой щедро одаривали его деревья. Эти дни он провел в сосредоточении. Но что есть сосредоточение Пилигрима? Благословенный Будда, Лев Благого Закона, заповедал своим Архатам два вида деятельности. Он говорил: «Или вы трудитесь в поте лица на Земле, или в минуту уединения возвышаете себя над Землею. Но бесполезное возмущение стихий пусть не будет занятием мудрого". Беспредельность мирозданья непостижима простым умом, ведь ограниченность материи разума не дает возможности ему охватить беспредельные дали, но, кроме протяжённости, Вселенная имеет еще и глубину, и самые прекрасные части Вселенной сокрыты для человеческого глаза и человеческого ума. Но только для человеческого. Подобно лучу света, сознание Пилигрима касалось иных систем миров, которые невозможно видеть, но даже если люди увидели бы их, то не поняли бы. Мысль человека ограничена возможностями света, а потому распространение мысли продвигается иными законами, пребывая в непостижимом и непознаваемом, но всё же существующем Бытии. Пилигрим в это время не жил жизнью человека, но был мыслью, пронзающей пространство и слои Вселенной и постигающей их. Это удивительное действо в далёкие времена люди называли Астролатрией. В нынешние времена оно зовется Сотрудничеством миров, и, как прежде, способны на это единицы. Лоуренс был как раз из таких.
К исходу второго дня его мысль стала постепенно покидать те слои мирозданья, которые открывали ей тайны свои, а его тело стало обретать признаки жизни. Дыхание углубилось, и сердце стало сокращаться чаще одного удара в минуту. Когда Пресвятая Акара с трепетом в сердце подошла к той поляне, где оставила она Пилигрима, то его состояние уже больше походило на очень глубокий сон. И лишь окружающие трава и листва несли на себе невидимый, но вполне ощутимый отпечаток тех состояний, которые пережила его душа.
Подходя, Акара ощутила неземную атмосферу, но что явилось причиной её - понять не могла: уж слишком это было необычно. Застав Лоуренса глубоко спящим, она села рядом с ним на колени и стала смотреть в его удивительно спокойное, лишённое налёта земных тревог лицо. Спустя четверть часа ресницы его моргнули, он глубоко вздохнул и проснулся.
- Ты спал, я не хотела тебя будить.
- То был не сон, но выше.
- Твоя душа сознательно жила в Надземном?
- То были не земные миры.
Глаза Акары удивленно вскинулись:
- Ты знаешь Дальние Миры?
- Мой Дух знает.
- Расскажи о них.
- Многие слова не скажут многого.
- Но ты же Знаешь?
- Мудрость тех миров несказуема. Ты можешь учуять её рядом со мной. Но в чём она - сказать не смогу.
Акара сидела и чуть не плакала. Перед ней на траве лежала живая легенда – человек, познавший мудрость Дальних Миров. Потрясённая до глубины души, Акара так и сидела на коленях возле лежащего в траве Лоуренса и не верила, что всё это происходит с ней.

Солнце уже ушло за горизонт, когда машина с Лоуренсом и Акарой приблизилась к Обители Сестёр Горы. В сумерках было трудно разглядеть невысокую гору, на которой расположился небольшой белокаменный город. Машина стала натужно подниматься по серпантину дороги, выхватывая фарами крутые повороты. Понимая, что время их уединения вот-вот закончится, Акара решила спросить:
- Ты ведь простой пилигрим... Откуда в тебе столько чистоты?
- Все заслуги принадлежат моему Учителю. Что я без него?
Акара не унималась:
- Но ведь у твоего Учителя, наверное, много учеников.
Ответ ошарашил её, как ледяной душ:
- Я один.
- Но как такое возможно?
Неужели Учитель, соткавший разум такого ученика, да ещё в юном возрасте, не желает принести больше пользы миру, создав больше таких учеников?!
- О, Акара! Не все способны быть учениками моего Учителя.
- Но почему?
- С тех самых пор, как уплотнённые астральные тела дали возможность жителям даже очень высоких надземных сфер ходить среди людей, некоторые Святейшие и непостижимые в своей святости ищут возможности учить. Но святость их так высока, что лишь сильнейшая кармическая связь может притянуть их к избранникам. И если её нет, то стать учеником такого Учителя невозможно. Мой Учитель из таких.
Лоуренс замолчал. Он сидел, закрыв глаза, и казалось, что он спит, но Акара не унималась:
- Но что связывает, если связь эта так сильна?
Не открывая глаз, Лоуренс поведал ей:
- Некогда, очень давно, шла война, и мой Учитель сражался. То была самая тяжёлая война из всех – битва за Истину. Мой Учитель пожертвовал уединением и покоем, дабы переломить ход битвы. И для этого ему пришлось покинуть горний мир и спуститься в долины. Так совершил он первый поступок, приведший его к нирване. Вступив в долины, он стал выступать на улицах и площадях, проповедуя Истину и клеймя мрак невежества. Его слушали многие, но возмущение черни привело солдат. Я был одним из тех солдат и старался, как мог, исполнить свой долг. Подходя, я услышал слова мудрости, что говорил он, и в короткие мгновения всё моё мировоззрение перевернулось, я был ошарашен и сбит с толку. Когда же приказали поднять мудреца на копья, порыв моего сердца был таков, что я загородил его своим телом и своими доспехами. Мы оба умерли в тот день, но я был единственной нитью, что связывала его с миром, а потому он пришел исполнить долг и вознаградить меня за мой порыв. По этой причине у моего Учителя один ученик – это я.

Лоуренс замолчал, а Акара продолжала вести машину, глубоко потрясённая этой историей, и многое для неё начинало становиться на свои места.

[Хоссэ]

Наступила глубокая ночь, когда машина подъехала к Вратам.
Невысокая стена окружала город, делая его цитаделью.
Но никто и не помыслил бы нападать на Обитель Сестёр.
Отчего необходимость в стенах?
То древний символ неприступности Знаний, и Врата к Знаниям символически выражены в виде земных тяжёлых ворот, что вели в Обитель.
Но что есть Знание?
Было время, когда люди считали, что земля плоская, иначе вода вылилась бы из морей. И всё то время наука находилась в загоне.
Когда же немногие смелые ценой своих жизней провозгласили, что она круглая, люди задумались над необычностью такого положения вещей. И наука стала развиваться.
Было время, когда делали крылья и пытались парить, но падшие со скал разбивались.
И те попытки привели к успеху, и однажды человек ступил на Луну, преодолев огромное расстояние - в полёте.
Сила Знания такова, что ещё невозможное вчера становится возможным завтра, а послезавтра никто уже не помышляет, что можно было считать как-то иначе.

Жизнь на других планетах и существование миров внутри миров ещё недавно называли фантастикой и окружали суждениями небылиц. Но во времена юности Пилигрима сотрудничество с жителями открывшихся вдруг разуму некоторых людей миров стало основой прогресса, и самый образ своей жизни жители Земли стали перенимать от более продвинувшихся соседей по Солнечной системе.
Ранее никто и помыслить не мог, что такое существование, как у них, на других (в том числе и невидимых) планетах возможно. А ныне многие открытия и самый научный прогресс напрямую зависит от того, что поведали мудрые сотрудники.
Знание есть сила, более мощная, чем свет солнца.
Но если некоторая часть этого знания, преломлённая через умы, даёт мощь прогрессу цивилизации, так же точно существует и гораздо бОльшая часть Знания, которая, будучи преломлена через высшее сознание человека, даёт прогресс скрытым способностям.
Древние знали это и потому об этой области Знания, сакральной и непостижимой обычным умом, говорили так:
"Огонь Знания сжигает все деяния на плане иллюзии.
Потому те, кто познал и освободился, именуются Огнями".
Вторая строка этого изречения попала к людям и они заговорили о свободе.
Но знают ли они, что истинная свобода - это Свобода от собственного невежества?
А о первой строке этого речения не знали до недавнего времени.
Когда же услышали, стали искать "потерянное Слово".

Сама Обитель Сестёр своим видом указывала, что Знание всегда хорошо охранено от любопытных и недостойных рук, и во Врата пройдут лишь те, кто будет признан годным войти.
Всё полно возвышенных символов, но кто усмотрит?

Оставив авто у ворот, путники взяли вещи и прошли последние крутые ступени, числом тридцать три, пешком.
Каждый шаг по этим ступеням давался с трудом, так они были высоки.

И это также - высокий символ.
Но сила символов не в самих символах, а том смысле, что они несут.
Точно так же пользу от существования символа может извлечь лишь ум, знающий истинное его значение.
И иногда польза эта для разума так высока, что, касаясь высокого символа, разум распахивается, как глаза младенца на свет, и человек начинает понимать многое, неведомое доселе, как бы единым вздохом - так высокие символы могут служить человечеству, но служат единицам, кто знает их.
Отчего же все люди не знают тех символов и того, что стоит за ними?
Мало истинно жаждущих, а любопытным не откроется.

Те тридцать три ступени - упоминание о количестве позвонков в позвоночнике. И указывают на земное прохождение жизни как на необходимость для достижения мудрости.
Тридцать три, подножие и верхушка являют собой тридцать пять, пять раз по семь - указывая, что ныне мы в пятой расе, и каждое познавание семерично.
Зная о сакральном значении числа 33, великий мистик и последователей мистиков древности Исаак Ньютон разделил шкалу градусов от нуля (замерзание воды) до тридцати трёх (закипание воды). Само состояние льда и пара есть основание и верхушка, и здесь мы находим тот же великий символ необходимости продвижения семеричными путями по земной жизни в пятой расе.

[Bycinka]

Спасибо, Хоссэ. А твоему другу как вся эта информация приходит, он никогда тебе про это не рассказывал?

[Хоссэ]

Рассказывал, конечно, например едет в машине и сразу видит всю историю целиком, диктует ее на диктофон, и потом ребята ее оформляют в текстовом формате, практически без изменений. Это он работает с Хрониками Акаши так, Учитель открыл и наставил его в этой возможности, когда он был в Тибете, и не только.

[Bycinka]

Прикольно

[Хоссэ]

продолжение:

Уснувшая Обитель встретила их тишиной и запахами. Пахло нагретым камнем стен. Проходя мимо открытых окон, почувствовали ароматы благовоний. Ветер порывами приносил свежесть ночи, и звёзды освещали дорогу.
Акара шла впереди. Её фигура в белом выделялась на фоне улицы. Если абстрагироваться от места и времени, что можно сказать о человеке по его осанке? В осанке выражается сам человек, его внутренний мир; и, даже уставший, он будет нести себя, как он ощущает себя и мир вокруг себя. Спина Акары была безупречно пряма, шаги полны достоинства. Спокойная, лёгкая поступь человека, не боящегося и знающего себе цену.
Некоторые сказали бы, что такой человек бывает надменным, но достоинство и надменность – две стороны одной медали. Обуянный эгоизмом будет надменен, но лишённый его будет идти с достоинством, даже не думая о том.
Пройдя пару минут, они подошли к малой двери, не запирающейся никогда. Войдя в дом, оказались в небольшом холле, который привёл их к лестнице. На втором этаже - коридор и ряд дверей. Дом для гостей.
Лоуренс занял одну из комнат, окнами выходящую в сторону заката. Акара тут же ушла.
Сев на кровати и поджав ноги, он сосредоточился. Образ Учителя тут же появился перед внутренним оком. Постепенно яркость его стала нарастать, и вот уже Высокое Присутствие наполнило мир Лоуренса. Теперь он был готов отойти ко сну.

Утро удивило тишиной и свежестью.
Лёжа, обратил лик к Учителю, ждал несколько мгновений и… его затопило блаженством таким, что даже в груди стало блаженно на физическом уровне. Блаженство и бескрайняя любовь – вот удел тех, кто Знает.
Прислушиваясь к угасающему чувству, вспоминал о ночных хождениях – они уходили всё дальше, но иные моменты оставались яркими пятнами. Падение лепестков розы в саду Учителя… Неторопливый ветерок, дающий звук ветвям деревьев… Звук крыльев ночной птицы, шорох листьев – он был в саду Учителя этой ночью - и напряжённая атмосфера Обители всё ещё жива была в сознании. Она жила своей жизнью, как бьёт родник в лесу под корнями деревьев, питая их. Эти моменты близости со столь любимым местом не просто воспоминание – это реальность, к которой можно приобщаться сознательно. Днями можно мечтать, ночами – претворять мечты, и так питать родник сознания глубиной познаваний.
Сад Учителя – это не столько даже место. Это пространство Истины, где на успокоенный ум приходит просветление всегда, когда бы там ни оказался – такова особенность этого благословенного средоточия Силы.

Акара ждала его в холле.
Её светло-зелёные глаза всё ещё светились знанием дня вчерашнего, но во взгляде читались вопросы о дне сегодняшнем. Почтение поселилось в её облике. Это было ново, и Пилигрим заметил:
- Уважение и почтение различны. Первое подобно ступеням, ведущим в храм отношений прекрасных и удивительных. Второе подобно стене, через которую друг друга и не увидать. Мой светлый Учитель требовал уважать, но почтения не сносил.

Акара поняла, о чём он, и, смутившись, потупила взор:
- Прости, нас тому не учили. Я буду стараться.
- Уже лучше.
Он коснулся лица рассеянным взглядом и, помедлив пару секунд, заметил:
- Твои вопросы так многочисленны, а ум так неспокоен, что я не смогу помочь тебе так сразу. Или успокой ум, или избери один вопрос, так будет проще начать.

Акара подняла глаза в восхищении – он сразу же ответил на главный вопрос её – КАК начать, чтобы польза была несомненной и для обоих.
- Многие уже наслышаны о тебе, позволь провести тебя к ним?
- Хорошо, и кружку молока.

Он улыбнулся солнечно и спокойно, как солнце.
- Ах да, завтрак… пойдём, я покажу. И вопрос… Мне редко получалось видеть тех, кто так, как ты…

Смущение уже полностью овладело ею, и по дороге в трапезную она с трудом могла связать слова. Всё-таки каждый ответ Пилигрима нёс в себе силу такую, что она просто обескураживала и сбивала с толку – так это было необычно и… красиво.

- Вопрос мой о мудрости – как можно понимать так, как ты? И как можно так описывать, как ты, и утверждать? Я, правда, в затруднении, разреши мой вопрос. Я не знаю ответа…
Девушка замолчала, не зная, что сказать ещё. Пилигрим улыбнулся той же спокойной улыбкой:
- После молока, родная.
Слово «родная» обожгло её сердце своим звучанием и интонацией, такой близкой, что она от сердечности и простоты такой растерялась вконец. Ничего не ответив, она усадила гостя за стол и принесла глиняный кувшин со свежим молоком, поставила кружку и положила ломоть свежего белого хлеба. Отпив молока и вкусив хлеба, Лоуренс посмотрел перед собой, и глаза его поменялись, стали другими:
- Ты знаешь, что в горных Обителях совсем другие люди и всё иначе, чем в долинах… Не только люди, но самый ход мышления иной, не такой, как здесь. И Учителя своим благословенным вниманием дают то, что не отнять и иным способом не получить – они делятся собой, своей сущностью. Стать достойным посетить Обитель – величайшее благо для любого. Стать учеником в Обители – невиданное счастье. Окончить обучение и уйти в мир – значит стать совершенным в восьми благородных деяниях, одно из которых – «правильная речь».
Как ты думаешь, как она приходит?
- А разве она приходит?
- Именно. Как и всё Высшее, она не есть часть нас, но приходит извне. Не воспитывается, не тренируется, но, как драгоценная гостья, поселяется в нас и одаривает нас непрестанно. Но как?
- Быть может, надо стать достойным сосудом, чтобы вместить?
- Но как?
Акара замолчала, но ненадолго:
- Думаю я, что когда годность взрастила крылья, то и Речь приходит сама, лишь бы не вспугнуть… Думаю я, что как человеку для рождения нужно тело, так и Речи той нужна упадхи для проявления… И формой той будет…

Акара размышляла вслух, как бы взвешивая свои слова на невидимых весах истинности, пробуя их на вкус – так ли говорю?
- И думаю, Учитель даёт формы для проявления Речи, как даёт он формы для проявления всех других благородных деяний… Но вот что за формы те, ума не приложу…
- Ты верно сказала, «Учитель даёт» - с этого начинается понимание, что есть некто, кто дарует. И счастье в том, что Он есть – это важный урок. Пока не поймёшь, что все реки Знания рождаются в сердце Учителя, даже малое быть понято не может. А об уроках тех я расскажу. Но позже.
Акара стала понимать саму тональность разговора, акценты, как их расставляет Пилигрим. А ведь и правда. Когда спрашивала, то об овладении. Когда он отвечал, то о получении.
Овладение и получение – кажется, что одно. Но так ли это? И, не поняв великое Даяние, разве можно стать совершенным в получении? Эти мысли настолько захлестнули Акару, что время потеряло для неё свой ход. Казалось, прошла вечность, прежде чем она почувствовала на своей руке прикосновение – так Пилирим мягко вывел её из раздумий:
- Ты говорила, нас ждут?

[Хоссэ]

Они расположились на небольшой лужайке среди тенистых деревьев. Судя по порядком вытоптанной траве, здесь часто вели беседы. Они были разных возрастов, наций, в разных одеждах – в глазах Пилигрима даже немного запестрило от множества таких разных людей.
Их было около пятидесяти, и сидели они на траве на подстилках, специально для этого подготовленных. Увлечённо переговариваясь, они дожидались гостя совершенно непринуждённо и без нетерпения. Акара провела Пилигрима на край лужайки так, чтобы все они находились спереди и по бокам от него, но никого не было бы сзади.
Усевшись поудобнее, Лоуренс окинул всех взглядом. Акара села справа от него, чтобы помогать в случае необходимости – из всех присутствующих она была единственным знакомым ему человеком.
Голоса стихли и со своего несколько возвышенного места Лоуренс обвёл взглядом собравшихся. Их было много, но всех их объединяло нечто неуловимое, общее для них. Но что? Красота? Удивительно, все они были так или иначе красивы. Не в смысле человеческого понимания, но нечто притягивало и нельзя было сказать, что некрасивые здесь есть. Но не это важно. Глаза? Да, в глазах был огонь и многое читалось, главное – жизнь души была явной, не скрытой и увлекающей. Казалось, что это души людей смотрят на тебя и во взглядах сквозит касание разума. Когда во время Высокой Беседы происходит родство души и взгляд открывается восхищением – это понятно. Но чтобы полсотни людей сразу же уже были бы такими – это удивительно.
Но и не эти сияющие своей серьёзностью и интересом глаза создавали атмосферу общности. Все они были схожи чем-то совершенно иным. Глядя на них, Пилигрим понял в чём дело. Каждая из них была сосредоточена чётко и ясно и при этом без напряжения, и это заострённое внимание чувствовалось очень сильно. Все они были не просто людьми, но воспитанницами и преподавателями в Обители, где учат быть гораздо больше чем человек.
Считалось уже давно, что сосредоточением человек может расколоть скалу. Это так. Так же можно проникнуть в глубины коры земли или вод или в глубины Космоса сосредоточенным сознанием, можно проникнуть в глубины сознания другого человека или даже народа, и действовать там своим разумом как реальным инструментом. И это правда. Такому сосредоточению учат, и умеющие проникать разумом свободны от многих человеческих границ, и сама атмосфера их напряжена – и это известно.
Но чтобы вот так полсотни таких полубожественных созданий находились бы на одной небольшой поляне и были бы сосредоточены на одном единственном человеке, который для них – почти легенда – это чувствовалось и очень сильно. Именно эта сила сосредоточения, развитая в каждой из них была тем общим, что чувствовалось в каждой.
Поняв так, Пилигрим улыбнулся:
- Вас так много, а я один. Но говорить со множеством не разумно. Пусть несколько из вас подсядут ближе, другие будут рядом – так создадим беседу.
Улыбка и разумность предложение сделали своё дело и тут же без колебаний пять девушек переместились вперёд. Почему именно они а не другие – осталось загадкой. Но всё произошло так, как если бы не группа людей сделала перемещения, а один единый слаженный организм. Удивительно.
Через полминуты, когда все перемещения были завершены, Пилигрим ещё раз удивился, с какой грацией, достоинством и красотой всё произошло. Действительно, эти люди были не просто людьми, но воплощением женственности и достоинства. Помедлив несколько секунд, Лоуренс сказал:
- Удивительно видеть вас такими. Ни разу не был в Обители Сестёр…
Одна из сидевших напротив ответила:
- Здесь всё иначе. Мир людей отличается от наших домов, как и труды наши различны.
Пилигрим медленно кивнул, соглашаясь:
- Когда Небеса отражаются на земле, это всегда удивительно видеть. Скажи мне, что для тебя Небеса?
Немного помедлив, она посмотрела ему прямо в глаза и спокойно начала:
- Не многие могут сказать, что Небеса есть в их жизнях. Но даже те, кто знают Их, мало скажут о том, в чём это знание, и уж точно трудно будет сказать им, в чём сами Небеса. Они есть и Их можно понять, и после этого мир вокруг изменится навсегда – вот какими я знаю Их.
Она замолчала на несколько мгновений, а потом продолжила:
- Знание Небес даёт власть менять нечто на земле и главное – знание того, что менять и как. Верно, в том они и состоят – в знании.
Одним движением головы она дала понять, что речь окончена. Это было похоже на медленный кивок, полный достоинства и доверия в тоже время.
- Хорошо. Если Небеса – это знание, которое позволяет менять, то существуют ли Небеса сами по себе, без тех кто знает их?
Та же девушка взяла слово:
- Но что с того?
Лоуренс улыбнулся:
- Знание меняет и как знание, что дают Небеса меняет мир, так и знание о Небесах способно что-то изменить, разве нет?
Такой поворот мысли удивил её и всех присутствующих, внимательно и в полном молчании следящих за беседой.
- Я об этом не думала. Хорошо. Если Небеса – это место, то должны быть и те, кто бывает там. Весь Космос разумен и разумы населяют все части его. Но слышала я, что даже обитатели Высших Сфер не называют свои обители Небесами, но мирами, и толкуют о Небесах точно так же как мы с вами. Значит, Небеса – это не место. С другой стороны, мы знаем, что Небеса меняют нас и имеют силу воздействия на разум, что прикоснётся к Ним. Следовательно, они есть нечто совершенно реальное и существующее и способное для познавания. А раз так, то есть те, кто познаёт Их, значит было время, когда эти разумы не познавали, но Небеса всё-таки существуют. Да, ответ да.
- Хорошо. А теперь скажи, если Небеса существуют, то что является их материальной основой, упадхи?
- Хороший вопрос. Когда мы познаём Небеса, они открываются нам так же как идеи, мысли. Следовательно, Небеса сотканы из мыслей, идей, они и есть та основа, из которой созданы Небеса.
- Хорошо. Но если есть мысль, идея, значит есть и Разум, из которого она изошла. А раз так, то Небеса не существуют без этих разумов, что скажешь?
Во второй раз удивилась она и вместе с ней и все другие:
- Поистине, Пилигрим, ты умеешь удивлять. И здесь ты прав. Мир идей соткан Разумами, и идеи что исходят из них, представления о Небесах и есть сами Небеса, так?
- Может быть. А те Разумы, из которых исходят идеи – они же когда-то не знали Небес?
- Да, так. Каждый Разум когда-то имел состояние несознавания себя и не имел возможности идеи порождать.
- А раз так, то те разумы не являлись породителями Небес, но ими были другие, которые так же получили это знание от предшественников?
- Судя по тому, что ты говоришь, так и есть.

[Хоссэ]

- И вот опять вопрос – было ли время, когда самосущие Небеса научили первый Разум идее о Небесах, или был первый Разум, что породил Небеса и они стали существовать после него?
- Но зачем это знать? Не знаю…
Девушка выглядела растерянной. Пилигрим продолжил:
- Мы ищем Истину и если в наших представлениях есть пробел, то кто как не Истина должна восполнить его? А раз так, то почему мы должны останавливаться перед мнимыми трудностями пути?
Собравшись, девушка решилась продолжить свои размышления:
- Но я и правда не знаю Здесь заключено препятствие, которое видится мне непреодолимым для моего разума. Если вы, уважаемый Пилигрим, знаете, просветите меня, это будет очень интересно знать.
Слова её дышали искренностью и Лоуренс, понизив голос ответил:
- Мудрость всегда проста, и даже в этом. Всегда ищи мудрости, и ты преуспеешь – ведь небеса ждут мудрых и ведут лишь их. А раз так, то не останавливайся там, где разум не может пройти и помни о мудрости. Это хороший урок.
- Так в чём здесь мудрость, где она?
Лоуренс улыбнулся:
- Она есть всегда и всюду и везде, ведь мудрость – это отсвет Небес на наших душах. И хотя ты её не видишь, она есть и здесь. Истина в том, что Небеса не есть место и не есть время, они не есть идеи и даже корень существования идей не есть Небеса. Небеса – это то, что всегда стоит за явлениями, придавая им совершенство. Существуют мириады миров, и в каждом – свои Небеса, и Разумы восходят постижением их, но нет никого, кто достиг бы их в полной мере, как нельзя достичь совершенства, ведь всегда будет совершенство бОльшее, чем ты нашла. А раз так, то можно указать на качества Небес. Каковы они?
Пока он говорил, выражение лица девушки да и присутствующих всё более сменялось – так Открытие удивляет человека.
- Они непостижимы, они всегда в Тайне, они нематериальны и даже не являются идеями, но выше, Небеса никогда не переставали существовать, Они были всегда и видимо будут и все Разумы мира лишь исследуют Небеса, воплощая их в качестве своих деяний и идей, когда постигают красоту Их, я думаю, Небеса можно сравнить в Движением, что дышит во всём, и в самом высоком Разуме так же есть Они как движение Его к совершенству… от малого до большого – всюду Небеса ткут свои смыслы через разумы, к красоте прикасающиеся, небеса разлиты всюду и всё же их нет, но есть отзвуки небес в виде Красоты и совершенства, так представляется мне.
Она замолчала. Потрясённая тем, что ей открылось, а Пилигрим обвёл взглядом всех и спросил:
- Знает ли кто, как иначе ещё называют Небеса?
Сидящая рядом совершенно потрясённая красотой произошедшего Акара одними губами еле слышно сказала:
- Бог…
-Так и есть. А потому люди не знают Бога, но Он является их смыслом, ведь смысл в поиске совершенства и красоты во всём, Акара. Заблуждались те, кто искал Бога в формах и в неформах, кто искал его здесь или там, кто вообще ограничивал Его хотя бы какими-то образами или идеями, потому что Он не может быть вмещёно ни в одном из них, но всегда присутствует всюду, хотя лишь немногие могут осязать Его присутствие. «Движение» - так называли Его древние. «Красота» - так звали Его художники. «Непознаваемое, но вечно постигаемое в бесконечности» - так обозначали Знающие. И всё же среди всех людей были те, кто заблуждались относительно Него и те, кто были правы, и между ними всегда проходил водораздел. Кто знает об этом?
Другая девушка, глядя перед собой куда-то вдаль ответила:
- Принадлежность Небесам есть великое достижение. Кто от Небес – совсем иной и достичь такого не просто.
- Хорошо. Но как думаешь преуспеть?
- Думаю. Что Истина и красота Знания и в искусстве есть лучший выразитель Небес, а раз так, то постигая Истину и раскрывая глубины красоты Знания можно преуспеть.
- Ты упустила.
Подумав, она добавила:
- И красота отношений, Пилигрим.
- Хорошо. О какой красоте ты говоришь?
- О той, что от Истины.
- Но как обозначить её?
- Можно дать много слов.
- Но можно и одно и всё же быть правым.
- Братство?
Невыразимая тишина легла пологом над потрясёнными красотой происходящего. Казалось, гармония невидимых сфер опустилась на землю и сознания стали чувствительными к ней как реальности. Тихо ответил Пилигрим, но в словах тех был гром нездешних миров:
- Нет ничего удивительнее и прекраснее этого слова. Когда в Славе Небесной двое или больше видят друг в друге присутствие Небес всегда – это и называется Братством.
Тишина вновь воцарилась, но в этот раз уже никто не спешил прерывать её своим неразумием, все стремились напитаться самой атмосферой происходящего, как священным напитком, Амритой Богов. Спустя несколько минут Акара промолвила тихо, чтобы не нарушить гармонию единства:
- Не могла себе представить, что возможно… такое… такая беседа возможна.
- Но ведь нет предела совершенству, так?
От самого облика Лоуренса исходила гармония такая, какой её не знал никто, и хотя она не слепила глаза земные, но открытые сердца были поражены чистотой того, что произошло.
Лоуренс медленно встал и пошёл в отведённую ему комнату для чтобы побыть в одиночестве, которое было так нужно ему в этот момент – гармония не любит внимания множеств и как великий скульптор, лепит душу в уединении.