единственная правильная цель

[Айвенго]

Лучше потратить энергию на внимание красоты?

лучше продлить свою жизнь, что бы как можно дольше внимать красоту

[Айвенго]

НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ

Если смотреть поверхностно, то кажется, будто данный момент — лишь один из многих-многих моментов. Каждый день твоей жизни выглядит так, как будто он состоит из тысяч мгновений, в которых происходят разные вещи. Вместе с тем, если посмотришь глубже, разве это не всё тот же самый, единственный миг? Разве жизнь — не «этот самый момент»?

Этот самый момент — Сейчас — единственное, откуда ты не можешь сбежать, единственная константа, единственный неизменный фактор твоей жизни. Неважно, что происходит, неважно, как сильно меняется твоя жизнь, одна вещь неизменна: это всегда происходит Сейчас.

Поскольку из настоящего момента ты никуда не можешь сбежать, то почему бы тебе не приветствовать его, почему бы тебе с ним не подружиться?
~
Когда вы с настоящим моментом становитесь друзьями, то куда бы тебя ни занесло, ты везде чувствуешь себя как дома. Когда в настоящем моменте ты не чувствуешь себя как дома, то куда бы ты ни отправился, твоими спутниками будут беспокойство и тревога.
~
Настоящий момент такой, какой есть. Всегда. Можешь ли ты позволить ему быть?
~
Делить жизнь на прошлое, настоящее и будущее придумал разум, но это деление абсолютно искусственно. Прошлое и будущее — это мыслеформы, иллюзия, умственная абстракция. Ты можешь вспоминать прошлое только в данный Момент. Событие, которое ты вспоминаешь, происходило в данный Момент, и вспоминается оно тебе тоже в данный Момент. Будущее, когда оно наступает, наступает в данный Момент. Так что единственная вещь, которая только и реальна, единственное, что всегда есть — это настоящий Момент.
~
Если твое внимание обращено на настоящий Момент, это совсем не значит, что надо отрицать то, что тебе необходимо для жизни. Это просто понимание того, что первично. Тогда ты с великим спокойствием можешь взаимодействовать с тем, что вторично. Это не значит, что нужно сказать: «Я теперь больше ничего не буду делать, потому что всё, что есть — это только данный Момент». Нет. Сначала найди, что первично, и сделай настоящий Момент своим другом, а не врагом. Осознавай его, будь ему признательным, чествуй его. Когда настоящий Момент становится фундаментом и первичным фокусом твоей жизни, тогда она разворачивается с необычайной легкостью.
~
Когда ты отставляешь тарелки, вырабатываешь стратегию бизнеса, планируешь поездку, — что важнее: деланье или результат, которого ты хочешь достичь через это деланье? Данный момент или какой-то момент в будущем? Может быть, ты относишься к данному моменту как к препятствию, которое надо преодолеть? Может быть, у тебя есть еще какой-нибудь момент в будущем, чтобы подобраться к тому, что важнее?

Именно так почти каждый из нас живет большую часть времени. Поскольку будущее всегда наступает только как настоящее и никак иначе, такой способ жить получается очень разрушительным. Он генерирует постоянное подводное течение из тревоги, напряжения и недовольства. Он не чествует и не приветствует жизнь, которая происходит Сейчас и которая никогда не бывает не Сейчас.
~
Ощущай трепет жизни внутри своего тела. Это твой якорь в моменте Сейчас.
~
В конечном счете, ты не можешь принять ответственность за жизнь, пока не примешь ответственность за данный момент — Сейчас. Именно так, потому что настоящий Момент — это единственное место, где можно найти жизнь.

Принятие ответственности за настоящий момент не означает внутренне противиться «данности» этого момента или вступать в спор с тем, что есть. Это означает быть в со-настроенности с жизнью.

Настоящий Момент такой, какой есть, потому что он просто не может быть иным. Физики сейчас подтверждают то, что буддисты знали всегда: изолированных друг от друга вещей или событий не существует. Под покровом своего внешнего облика все вещи взаимосвязаны, они являются частями всего космоса, приводящего их к тому виду, в каком данный момент и предстает.

Если тому, что есть, ты говоришь «да», то ты сонастраиваешься с силой и интеллектом самой Жизни. Только тогда ты можешь стать действующей силой перемен, происходящих в этом мире.
~
Простая и вместе с тем самая результативная практика —принимать без исключения всё, что возникает в настоящий момент — внутри и снаружи.
~
Когда твое внимание переносится в настоящий момент, это и есть готовность. Это как будто ты выходишь из сна — сна, состоящего из мыслей, из прошлого и будущего. Так ясно, так просто. В нем совершенно нет места для создавания проблем. Только настоящий момент — как таковой.
~
В тот миг, когда ты своим вниманием входишь в Настоящий Момент, то понимаешь, что жизнь свята. Это святость всего того, что ты воспринимаешь, когда присутствуешь. Чем больше ты живешь в Настоящем, тем лучше чувствуешь простую и, вместе с тем, глубокую радость Бытия, как и святость всей жизни в целом.
~
Большинство людей путают настоящий Момент с тем, что происходит в настоящий Момент, а это далеко не одно и то же. Настоящий Момент неизмеримо глубже, чем то, что в нем происходит. Он является пространством для того, что в нем происходит.
Так что не путай содержание настоящего Момента с самим настоящим Моментом. Он глубже любого содержания, которое в нем возникает.
~
Когда ты вступаешь в настоящий Момент, ты выходишь из того, что содержит твой разум. Непрерывный поток думанья замедляется. Мысли больше не поглощают твое внимание целиком, не отвлекают его на себя полностью. Между мыслями появляется просвет — пространственность, спокойствие. Ты начинаешь понимать, насколько ты больше, чем твои мысли.
~
Мысли, эмоции, чувственное восприятие, что бы ты ни испытывал, составляют содержание твоей жизни. «Моя жизнь» — это то, из чего ты черпаешь свое чувство себя. «Моя жизнь» — это содержание или что-то такое, во что ты веришь.

Ты все время упускаешь самый очевидный факт: твое самое глубокое чувство Я Есть не имеет ничего общего с тем, что происходит в твоей жизни, ничего общего с содержанием. Это чувство Я Есть и Настоящий Момент есть одно. Оно всегда одно и то же. В детстве и в старости, в здоровье и болезни, в успехе и неудаче это Я Есть — пространство Настоящего Момента — на самом глубоком уровне всегда остается неизменным. Его иногда путают с содержанием, и тогда Я Есть, то есть Настоящий Момент, ты ощущаешь очень слабо и не прямо, ты ощущаешь его через содержание своей жизни. Иными словами: твое чувство Сущего закрыто облаками обстоятельств, потоком мышления, и очень многими другими вещами этого мира. Настоящий Момент становится заслоненным временем.

Так ты забываешь о своих корнях, уходящих в Сущее, в твою божественную реальность, и теряешь себя в этом мире. Запутанность, гнев, депрессия, насилие и конфликт появляются лишь тогда, когда люди забывают, кто они такие.

Тем не менее, как же легко и просто вспомнить вот эту истину и, тем самым, вернуться домой:

Я — это не мои мысли, не мои эмоции, не мое чувственное восприятие, не мои ощущения. Я — не содержание моей жизни. Я есть Жизнь. Я есть пространство, в котором всё происходит. Я есть сознание. Я есть Настоящий Момент. Я Есть.

[Айвенго]

Он особо подчеркнул, что если я действительно хочу учиться, то мне необходимо изменить подавляющее большинство своих моделей поведения.

Я снова начал злиться, и взвинтил себя до такой степени, что лишь ценой огромных усилий мог продолжать записывать.

- Ты слишком серьезно к себе относишься, - медленно проговорил он.
- И воспринимаешь себя как чертовски важную персону.

Это нужно изменить!

Ведь ты настолько важен, что считаешь себя вправе раздражаться по любому поводу.
Настолько важен, что можешь позволить себе развернуться и уйти, когда ситуация складывается не так, как тебе этого хочется.
Возможно, ты полагаешь, что тем самым демонстрируешь силу своего характера. Но это же чушь!
Ты - слабый, чванливый и самовлюбленный тип!

Я попытался было возразить, но дон Хуан не позволил.

Он сказал, что из-за непомерно раздутого чувства собственной важности я за всю свою жизнь не довел до конца ни единого дела.

Я был поражен уверенностью, с которой он говорит.
Но все его слова, разумеется, в полной мере соответствовали истине, и это меня не только разозлило, но и здорово напугало.

- Чувство собственной важности, так же, как личная история, относится к тому, от чего следует избавиться, - веско произнес он.
Пока ты чувствуешь, что наиболее важное и значительное явление в мире - это твоя персона, ты никогда не сможешь по-настоящему ощутить окружающий мир.
Точно зашоренная лошадь, ты не видишь в нем ничего, кроме самого себя.

- Как можно чувствовать себя настолько важной персоной, когда знаешь, что смерть неуклонно идет по твоему следу? - спросил дон Хуан.

Я чувствовал, что ответа не требуется. Впрочем, в любом случае я был не в состоянии что-либо произнести.
Совершенно новое настроение охватило меня.

А дон Хуан продолжал:
- Когда ты в нетерпении или раздражен - оглянись налево и спроси совета у своей смерти.

Масса мелочной шелухи мигом отлетит прочь, если смерть подаст тебе знак, или если краем глаза ты уловишь ее движение, или просто почувствуешь, что твой попутчик - всегда рядом и все время внимательно за тобой наблюдает.

Он снова наклонился ко мне и прошептал в самое ухо, что, резко оглянувшись налево по его знаку, я опять увижу на камне свою смерть.

Он едва заметно мигнул, но оглянуться я не отважился. Я сказал, что верю, и что в этом плане ему больше нет нужды на меня давить, потому что я и так в ужасе. Дон Хуан разразился своим раскатистым грудным хохотом.

Он ответил, что в вопросах, касающихся наших взаимоотношений со своей смертью, просто невозможно нажать на психику человека так сильно, как следовало бы.
Но я возразил, сказав, что в моем случае бессмысленно столь углубленно это рассматривать, потому что ничего, кроме ощущения страха и дискомфорта, мысль о смерти мне не дает.

- Ты просто доверху набит всяким вздором! - воскликнул он.

- Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, - это смерть.

Каждый раз, когда ты чувствуешь, как это часто с тобой бывает, что все складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у своей смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься, и что кроме ее прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: "Но я же еще не коснулась тебя!"

- Один из нас должен снова осознать, что смерть охотится за каждым из нас, что она всегда рядом, за нашим левым плечом.

Один из нас должен обратиться к смерти за советом, чтобы избавиться от бездарной мелочности, свойственной людям, которые живут так, словно смерть никогда их не коснется.

[Айвенго]

Пока я находился дома, я обещал себе, что, общаясь с доном Хуаном, никогда больше не стану нервничать и раздражаться. Но на деле, однако, я мгновенно выходил из себя, стоило ему в очередной раз меня отшить.
Я чувствовал, что никак не могу нащупать путей взаимодействия с ним, и это меня злило.

- А сейчас подумай о своей смерти, - неожиданно велел дон Хуан.

- Она - на расстоянии вытянутой руки.
И в любое мгновение может похлопать тебя по плечу, так что в действительности у тебя нет времени на вздорные мысли и настроения.

Времени на это нет ни у кого из нас.

Ты хочешь знать, что я сделал с тобой в тот день, когда мы впервые встретились?

Я видел тебя. И я видел, что ты думаешь, что врешь мне. Но ты не врал, ты действительно не врал.

Я сказал, что его объяснение только еще больше меня запутало.
Он ответил, что именно по этой причине не хотел мне ничего объяснять, и что в зачет идет только одно - действие.

Действие, а не разговоры.

Он вытащил соломенную циновку и улегся на нее, подложив под голову какой-то сверток. Устроившись поудобнее, он сказал, что мне предстоит еще кое-что сделать, если я действительно хочу изучать растения.

- Я увидел в тебе тогда один существенный недостаток - ты не любишь принимать ответственность за свои действия, - медленно произнес дон Хуан, как бы давая мне время понять, о чем он говорит.

- Когда ты говорил мне все это на автостанции, ты прекрасно отдавал себе отчет в том, что врешь.

Почему ты врал?

Я объяснил, что делал это, чтобы заполучить "главного информатора" для своей работы.

Дон Хуан улыбнулся и затянул мексиканскую мелодию.

- Если ты что-то решил, нужно идти до конца, - сказал он, - но при этом необходимо принять на себя ответственность за то, что делаешь.

Что именно человек делает, значения не имеет, но он должен знать, зачем он это делает, и действовать без сомнений и сожалений.

Он смотрел на меня изучающе. Я не знал, что сказать. Наконец, у меня сформировалось мнение, почти протест.

Я воскликнул:
- Но это же невозможно!

Он спросил, почему, а я ответил, что, наверно, было бы идеально, если бы люди обдумывали все, что собираются сделать. Но на практике, однако, такое невозможно, и невозможно избежать сомнений и сожалений.

- Еще как возможно! - убежденно возразил дон Хуан, - Взгляни на меня.

У меня не бывает ни сомнений, ни сожалений.
Все, что я делаю, я делаю по собственному решению, и принимаю на себя всю полноту ответственности за это.
Самое простое действие, например, прогулка с тобой по пустыне, может означать для меня смерть.
Смерть неуклонно идет по моему следу. Поэтому места для сомнений и сожалений я оставить не могу.

И если во время нашей с тобой прогулки мне предстоит умереть в пустыне, то я должен там умереть.

Ты же, в отличие от меня, ведешь себя так, словно ты бессмертен, а бессмертный человек может позволить себе
отменять свои решения, сожалеть о том, что он их принял, и в них сомневаться.

В мире, где за каждым охотится смерть, приятель, нет времени на сожаления или сомнения.

Время есть лишь на то, чтобы принимать решения.

[Айвенго]

Принять на себя ответственность за свои решения - это значит быть готовым умереть за них.

- Постой, постой! - воскликнул я. - Ты передергиваешь!

Но он не дал мне закончить.

А сказать я собирался, что привел своего отца лишь в качестве примера нереалистического образа действия, и что ни один здравомыслящий человек не согласится умирать за такую идиотскую вещь.

- Не имеет значения, каким именно является решение, - сказал дон Хуан.
- В этом мире нет ничего более серьезного, чем что-либо другое.

Разве ты не понимаешь?

В мире, где за каждым охотится смерть, не может быть маленьких или больших решений.

Здесь есть лишь решения, которые мы принимаем перед лицом своей неминуемой смерти.

[Айвенго]

Собирая растения, объяснил он, нужно извиняться перед ними за причиняемый вред и заверять их в том, что однажды и твое собственное тело послужит им пищей.

- Так что в итоге мы с ними равны, - заключил дон Хуан.
- Мы не важнее их, они - не важнее нас.

Ну-ка, поговори с растением сам, - предложил он. - Скажи ему, что ты больше не чувствуешь себя важным.

Я заставил себя опуститься перед растением на колени, но заговорить с ним так и не смог.
Я почувствовал себя глупо и рассмеялся. Однако злости не было.

Дон Хуан похлопал меня по плечу и сказал, что все нормально, мне удалось не рассердиться, и это уже хорошо.

- Теперь всегда говори с растениями, - сказал он.
- Пока полностью не избавишься от чувства собственной важности.
В конце концов, тебе должно стать безразлично, смотрит на тебя кто-то в этот момент или нет.

Ступай-ка вон туда, в холмы, и потренируйся сам.

Я спросил, можно ли беседовать с растениями молча, в уме.
Он засмеялся и потрепал меня по затылку.
- Нет! С ними нужно разговаривать громко и четко, так, словно ты ждешь от них ответа.

Я направился туда, про себя посмеиваясь над его странностями.
Я даже честно пытался поговорить с растениями, но ощущения нелепости этого занятия побороть не смог.
Выждав, как мне показалось, достаточно долго, я вернулся к дону Хуану, чувствуя, что он знает о моей неудаче.

Он даже не взглянул на меня, только жестом велел сесть и сказал:
- Смотри внимательно. Сейчас я снова буду беседовать со своим маленьким другом.

Он опустился на колени перед кустиком и примерно с минуту, улыбаясь, что-то говорил, причудливо раскачиваясь и изгибаясь всем телом.
Мне показалось, что он спятил.

- Кустик велел сообщить тебе, что он весьма съедобен, - сказал дон Хуан, поднявшись с земли.
- Горсть его листьев способна сохранить человеку здоровье.
Еще он сказал, что вон там такие кусты растут во множестве.
И дон Хуан кивнул на склон холма ярдах в двухстах отсюда.
- Идем поищем, - предложил он.

Меня рассмешила эта клоунада. Конечно, мы их там найдем, ведь дон Хуан прекрасно знает пустыню, и ему наверняка хорошо известно, где что растет.
По пути он велел мне запомнить это растение, потому что оно является не только съедобным, но и лекарственным.

Я спросил его, наполовину в шутку, не от кустика ли он все это сейчас узнал.
Он остановился, окинул меня недоверчивым взглядом, покачал головой и со смехом воскликнул:
- Ну и ну! Ты умник, и оттого глуп - глупее, чем я думал.
Ну как растение могло поведать мне о том, что я и так знаю?

Потом он объяснил, что все свойства растений этого вида были ему хорошо известны и раньше, а этот кустик только открыл ему, где в изобилии произрастают его собратья, сказав, что не возражает против того, чтобы дон Хуан рассказал об этом мне.

На склоне мы обнаружили целые заросли таких кустов.
Я едва не расхохотался, но он тотчас велел мне поблагодарить растения.
Я чувствовал себя мучительно скованным, и так и не смог этого сделать.

Он снисходительно улыбнулся и произнес еще одну из своих загадочных фраз, повторив ее три или четыре раза:
- Мы находимся в таинственном мире.

И люди значат здесь ничуть не больше всего прочего.
И если растение поступает благородно по отношению к нам, мы должны его поблагодарить, иначе оно вполне может не дать нам уйти отсюда.

При этом он взглянул на меня так, что я похолодел.
Я поспешно наклонился к растениям и громко сказал:
- Спасибо!
Он удовлетворенно засмеялся.

Побродив по пустыне еще час, мы повернули к его дому. Вскоре я отстал, и дону Хуану пришлось меня подождать.
Он проверил мои руки; пальцев я не подгибал.
Он сказал, что либо я буду за ним наблюдать и во всем подражать ему, либо он вообще никогда не возьмет меня с собой.

- Ты не маленький, и я не собираюсь всякий раз тебя дожидаться, - отчитал он меня.

Эта фраза смутила меня и повергла в недоумение. Как могло получиться, что старик ходит быстрее меня?

Мне всегда казалось, что я сложен атлетически и достаточно силен, однако я действительно не мог за ним угнаться.

Я согнул пальцы и с удивлением обнаружил, что без особых усилий могу выдерживать тот бешеный темп, который задавал дон Хуан.
Я даже почувствовал, что руки сами тянут меня вперед.

Настроение поднялось, и я беззаботно шагал рядом с этим странным старым индейцем, чувствуя себя почти счастливым.

[Айвенго]

Пятница, 23 июня 1961

- Ты научишь меня тому, что знаешь о пейоте, дон Хуан?
- Это зачем еще тебе понадобилось?

- Ну, хотелось бы на этот счет знать побольше. Разве сама по себе тяга к познанию - не достаточная причина?
- Нет! Ты должен спросить в самом своем сердце, чего ради тебе, зеленому юнцу, вздумалось связываться со столь серьезными вещами.

- А сам ты чего ради этому учился?
- Ты почему об этом спрашиваешь?

- А может, у меня такая же причина.
- Сомневаюсь!
Я - индеец. У нас разные пути.

- Если серьезно, моя причина - просто сильное желание этому учиться, просто я хочу знать, чтобы знать.
Но у меня нет плохих намерений, честное слово.

- Верю. Я курил тебя.

- А?..
- Неважно. Мне известны твои намерения.

- Ты что, хочешь сказать, что видел меня насквозь?
- Назови как угодно.

- Так, может, ты все-таки будешь меня учить?
- Нет!

- Потому что я не индеец?
- Нет.
Потому что ты не знаешь своего сердца.

Что по-настоящему важно - это чтобы ты точно знал,
почему тебе так позарез этого хочется.

Учение о Мескалито - вещь крайне серьезная. Будь ты индейцем - одного твоего желания, в самом деле, было бы достаточно. Но лишь у очень немногих индейцев может появиться такое желание.

Воскресенье, 25 июня 1961

В пятницу я весь день был у дона Хуана. Я рассчитывал уехать часов в семь вечера. Мы сидели у него на веранде, и я решился еще раз спросить насчет обучения. Затея казалась безнадежной, и я заранее смирился с отказом. На этот раз я спросил его - может быть, существует способ, при котором мое желание выглядело бы так, как если бы я был индейцем. Он долго молчал, а я все ждал ответа, поскольку казалось, он что-то мысленно взвешивает.

Наконец он сказал - есть вообще один способ, собственно вот какой.

Прежде всего, он обратил внимание на тот факт, что я очень устаю, сидя на полу, и для начала следует найти на полу "пятно", как он выразился, где я мог бы сидеть без устали сколько угодно.

До этого я сидел, обхватив руками щиколотки и прижав колени к подбородку. Едва он сказал это, как я почувствовал, что совершенно выдохся и спину у меня ломит от усталости.
Я ожидал объяснений, что это за "пятно", но он и не подумал ничего объяснять. Я решил, что, может быть, он имеет в виду, что мне надо пересесть, поэтому поднялся и сел к нему поближе.

Он возмутился и принялся втолковывать, упирая на каждом слове, что "пятно" - это место, где ты чувствуешь себя самим собой - сильным и счастливым.

Он похлопал рукой по тому месту на веранде, где сидел, и сказал - вот, к примеру, мое собственное место: затем добавил, что эту задачу я должен решить самостоятельно, причем не откладывая.

Для меня такая задача была попросту загадкой. Я понятия не имел, с чего начать, да и вообще - что именно. Несколько раз я просил дать мне какой-нибудь ключ или хотя бы подсказку насчет того, как приступить к поискам этого самого места, где я буду чувствовать себя сильным и счастливым. Я стоял на своем и доказывал, что совершенно не представляю себе, что же имеется в виду, да и как подойти к решению этой задачи. Он предложил мне походить по веранде - может статься, я найду "пятно".

Я встал и начал выхаживать взад-вперед; наконец почувствовал, до чего это глупо, и сел перед ним.

Его охватил гнев, и он заявил, что я ничего не желаю слушать и вообще, похоже, не собираюсь учиться.

Потом успокоился и вновь начал втолковывать, что отнюдь не на каждом месте можно сидеть или вообще на нем находиться, и что в пределах веранды есть одно особое место, "пятно", на котором мне будет лучше всего.
Моя задача - найти его среди всех остальных.

Если угодно, это можно понимать так, что я должен "прочувствовать" все находящиеся здесь пятна, пока без всяких сомнений смогу определить то, которое мне подходит.

Я возразил, что хотя веранда и не очень велика (восемь футов на двенадцать), возможных пятен на ней множество, и понадобится уйма времени, чтобы проверить каждое; а кроме того, если учесть, что он не указал мне размеров пятна, их количество вообще возрастает до бесконечности. Но спорить было бесполезно.

Он встал и очень жестко предупредил, что на поиски у меня может уйти хоть неделя, и если это меня не устраивает, то я могу уезжать хоть сейчас, говорить больше не о чем.
Он подчеркнул, что самому-то ему отлично известно, где мое пятно, поэтому я не смогу его обмануть.

Это единственный способ, сказал дон Хуан, засчитать в качестве достаточной причины одно лишь мое желание учиться знанию о Мескалито.

В его мире, добавил он напоследок, ничто не дается даром, а уж знание и подавно.

[Айвенго]

Я вернулся к точке, отмеченной ботинком, и тщательно ее осмотрел.
Она находилась в шести футах на юго-восток от той, что была отмечена курткой. Рядом лежал валун. Я присед на него передохнуть, пытаясь найти ключ и всматриваясь в каждую деталь, но по-прежнему не чувствовал никакой разницы.

Я решил попробовать с другой точкой.

Опустившись на колени, я собрался уже лечь на куртку, когда вдруг почувствовал что-то совершенно необычное. Более всего это напоминало физическое ощущение, как будто что-то буквально давит на мой желудок. Я моментально отскочил. Волосы на затылке встали дыбом. Ноги согнулись, туловище наклонилось, а руки со скрюченными как когти пальцами были выброшены вперед на уровне груди. Я поймал себя на этой странной позе и еще больше испугался.

Я невольно попятился и, наткнувшись на валун, сполз на пол рядом с ботинком. Я пытался сообразить, что же меня так напутало. Может быть, я перестарался и слишком устал. Уже давно рассвело. Я чувствовал, что ум заходит за разум и что я совершенно разбит. Но это еще не объясняло мой внезапный страх; кроме того, я по-прежнему не мог понять, чего, в конце концов, хочет от меня дон Хуан.

Я решил сделать последнюю попытку. Я поднялся и медленно приблизился к месту, отмеченному курткой, и вновь почувствовал невыносимое давление в области желудка. На этот раз я решил ни за что не отступать. Я уселся, потом встал на колени, чтобы лечь на живот, но никак не мог этого сделать, несмотря на отчаянные усилия. Я уперся ладонями перед собой в пол веранды. Дыхание участилось, желудок забунтовал. Меня охватила неодолимая паника, я изо всех сил боролся с желанием удрать. Тут я вспомнил, что дон Хуан, наверное, за мной наблюдает. Я медленно отполз к ботинку и прислонился спиной к валуну. Я хотел передохнуть и собраться с мыслями, но заснул.

Я услышал над собой голос и смех дона Хуана и проснулся.

- Ты нашел его, - говорил он.

Я не сразу понял, и он вновь подтвердил, что мое пятно и есть то самое место, где я заснул.

Он опять спросил, как я себя на нем чувствую. Я ответил, что вроде никакой разницы.

Он предложил мне сравнить свои нынешние ощущения с тем, что я испытывал на прежнем пятне. Впервые до меня дошло, что я, пожалуй, не смогу объяснить все свои ощущения этой ночью.
Он с вызовом приказал мне сесть на прежнее пятно. Но это место по какой-то необъяснимой причине наводило на меня страх, и я решительно отказался.
Он заключил, что только дурак не увидит разницы.
Я спросил, имеется ли у этих двух пятен название.

Хорошее пятно, сказал он, называется "sitio", плохое - "врагом".

Эти два пятна - ключ к самочувствию человека, в особенности того, кто ищет знание.

Просто сидеть на своем месте значит уже создавать в себе высшую силу; и наоборот, "враг" ослабляет человека и может даже быть причиной его смерти.

Он сказал, что всю свою энергию, которую я столь щедро растратил за ночь, я восполнил только тем, что задремал на собственном месте.

Еще он сказал, что разные цвета, которые я видел на разных пятнах, обладают таким же неизменным эффектом, умножая или отбирая силу.

Я спросил, нет ли еще каких-нибудь касающихся меня пятен, и как их разыскать.

Он ответил, что мест, сходных с этими, в мире множество, и находить их проще всего по соответствующим цветам.

[Айвенго]

.

"Трава дьявола" - это лишь один из миллиона путей. Да и все что угодно - лишь один путь из миллиона (un camino centre cantidades de aminos). Поэтому ты всегда должен помнить, что путь - это только путь; если ты чувствуешь, что он не по тебе, то должен оставить его любой ценой.

Чтобы обладать такой ясностью, ты должен вести дисциплинированную жизнь. Только при этом условии ты будешь знать, что любой путь - это всего лишь путь, и ничто не мешает ни тебе самому, ни кому угодно оставить его, если это велит тебе твое сердце.

Но предупреждаю: твое решение должно быть свободно от страха или честолюбия.
Смотри на любой путь прямо и без колебаний. Испытай его столько раз, сколько найдешь нужным.
Затем задай себе, и только себе самому, один вопрос.
Этот вопрос задают лишь очень старые люди. Мой бенефактор задал мне его однажды, когда я был молод, но понять его мне тогда помешала слишком горячая кровь. Теперь я его понимаю.

Я задам этот вопрос тебе: имеет ли твой путь сердце?

Все пути одинаковы: они ведут никуда.
Они ведут через кусты или в кусты. Я могу сказать, что в своей жизни прошел длинные-длинные пути, но я не нахожусь нигде.

Таков смысл вопроса, который задал мой бенефактор. Есть ли у этого пути сердце?

Если есть, то это хороший путь: если нет, то от него никакого толку.
Оба пути ведут никуда, но у одного есть сердце, а у другого - нет.
Один путь делает путешествие по нему радостным: сколько ни странствовать, ты и твой путь нераздельны.
Другой путь заставит тебя проклинать свою жизнь.
Один путь дает тебе силы, другой - уничтожает тебя.

[Айвенго]

Почти час прошел в абсолютном молчании. Потом дон Хуан отрывисто спросил, как у меня обстоят дела с техникой сновидения, которой он меня обучил. Я тренировался весьма усердно, и ценой невообразимых усилий мне, в конце концов, удалось обрести некоторый контроль над своими снами.

Дон Хуан был прав, утверждая, что эту практику можно рассматривать как увлекательную тренировку и даже как развлечение. Теперь я чуть ли не с нетерпением ожидал наступления вечера и времени, когда придет пора ложиться спать. Раньше со мной такого не случалось.

И в ответ на вопрос дона Хуана я представил ему подробный отчет о своих успехах.

После того, как я научился давать себе команду смотреть на руки, мне уже было легко удерживать их изображение в течение довольно длительного времени.

Мои контролируемые ночные видения, в которых, правда, не всегда присутствовали мои руки, занимали уже, как мне казалось, значительную часть общей длительности сна.
Но, в конце концов, я каждый раз проваливался в непредсказуемые коллизии обычных снов.

Команда смотреть во сне на руки, или на что-то еще не была связана у меня ни с какими волевыми усилиями. Все получалось как-то само собой. В какой-то момент вдруг в памяти всплывало, что нужно смотреть на руки, а потом на то, что меня окружает. Однако были ночи, в которые я ни о чем этом не вспоминал.

Дон Хуан, похоже, был удовлетворен. Он спросил, какие еще объекты, кроме своих рук, я обычно воспринимаю в контролируемых ночных видениях. Я, не сумев вспомнить ничего конкретного, принялся копаться в кошмаре, который посетил меня предыдущей ночью.

- Не заводись, не заводись, - сухо остановил он меня.

Тогда я рассказал ему, что подробно конспектирую все свои сны. С тех пор, как я начал практиковать фиксацию рук во сне, сны мои сделались очень живыми и богатыми, а способность к их запоминанию возросла до такой степени, что я с легкостью мог восстанавливать их вплоть до самых незначительных деталей.

Дон Хуан сказал, что следить за этими снами - пустая трата времени, потому что ни подробности снов, ни их живость не имеют ровным счетом никакого значения.

- Обычные сны всегда становятся очень живыми, стоит лишь человеку начать учиться формированию сновидений, - объяснил он.
- Более того, их живость и ясность становятся серьезными препятствиями на пути, и с тобой в этом плане дело обстоит гораздо хуже, чем с кем бы то ни было из тех, кого я знаю.

У тебя - самая настоящая мания, причем совершенно ужасная. Ты записываешь все, что только можешь.

А я-то искренне считал, что поступаю правильно. Благодаря подробнейшим конспектам своих снов я в какой-то степени уяснил себе природу видений, проходивших передо мною во сне.

- Брось это! - приказал он. - Это ни в чем тебе не поможет.

Ты только отклоняешься от цели - сновидения, в котором присутствует контроль и сила.

Он улегся на спину, накрыл лицо шляпой и заговорил, не глядя на меня:
- Я хочу напомнить тебе все приемы, которые ты должен практиковать.

Сначала фокусируешь взгляд на руках. Это - отправная точка.
Затем начинаешь переводить взгляд на другие объекты, на очень короткое время, фиксируя его на них. Постарайся бросить такой короткий взгляд на максимальное количество объектов.
Помни: если ты будешь только коротко взглядывать на объекты, они не начнут сдвигаться.
Потом снова вернись к своим рукам.
Каждый раз, когда ты возвращаешься к своим рукам, ты восстанавливаешь силу, необходимую для продолжения сновидения.
Поэтому вначале не нужно смотреть сразу на множество объектов.
На первый раз четырех будет достаточно.

Потом ты постепенно сможешь увеличить их количество, и, в конце концов, будешь в состоянии разглядывать все, что захочешь.
Но всегда, как только начинаешь терять контроль - возвращайся к рукам.
Когда ты почувствуешь, что можешь смотреть на что угодно, сколько захочешь, знай - ты готов к освоению следующего шага.

Вторым шагом является прием, которому я научу тебя сейчас.
Но применять его, я надеюсь, ты станешь только тогда, когда будешь готов.
Минут пятнадцать он лежал молча. Наконец, он сел и посмотрел на меня.

- Следующим шагом в формировании сновидения является обучение перемещению в
пространстве, - продолжал он.
- Тем же способом, каким ты научился смотреть на руки, ты заставляешь себя двигаться, перемещаться в пространстве.
Сначала определи место, в которое ты хотел бы попасть.
Выбирай места, которые хорошо знаешь, - университет, соседний парк, дом кого-нибудь из твоих друзей, а потом пожелай попасть в выбранное место.

Этот прием очень сложный. Он состоит из двух частей.

Первая: волевым усилием заставить себя переместиться туда, куда наметил.
Вторая: проконтролировать точное время своего путешествия.

Записывая его слова, я почувствовал, что определенно рехнулся, поскольку совершенно серьезно конспектировал инструкции, представлявшие собой натуральный бред сумасшедшего. Чтобы их выполнить, мне пришлось бы каким-то немыслимым способом выбраться из самого себя. Меня в очередной раз охватило замешательство и сожаление о том, что я во все это ввязался.

- Что ты со мной делаешь, дон Хуан? - невольно вырвалось у меня.
Он, похоже, удивился. Некоторое время он пристально смотрел на меня, а потом улыбнулся.
- Слушай, сколько раз можно задавать один и тот же вопрос?
Ничего я с тобой не делаю.
Ты открываешься силе, ты за ней охотишься.
А я только помогаю тебе, задаю, так сказать, направление.

[Айвенго]

Он дал мне еще немного покричать, а потом сказал, что теперь нужно как можно тише покинуть это место, потому что лев - не дурак и уже, вероятно, возвращается.

- Он наверняка пойдет за нами, - сказал дон Хуан.
- Как бы аккуратно мы себя ни вели, позади нас все равно останется след шириной с Панамериканское шоссе.

Я шел совсем рядом с доном Хуаном. Время от времени он на мгновение замирал и прислушивался. Потом в какой-то момент он бросился бежать в темноту. Я - за ним, вытянув перед собой руки, чтобы защитить глаза от веток.
Наконец мы добрались до подножия утеса, на котором сидели днем.
Дон Хуан сказал, что если лев не разорвет нас до того, как мы доберемся до вершины, то мы спасены. Он начал взбираться первым, показывая путь.
Было совсем темно. Непонятно, каким образом мне это удавалось, но я следовал за доном Хуаном очень уверенно. Когда мы были уже недалеко от вершины, я услышал странный звериный крик. Он напоминал коровье мычание, но был более продолжительным и хриплым.

- Быстрее! Быстрее наверх! - заорал дон Хуан.

И я в кромешной тьме рванулся к вершине, оставив дона Хуана позади.
Когда он добрался до плоской площадки на макушке утеса, я уже сидел там, восстанавливая дыхание.

Дон Хуан рухнул на землю. Я решил было, что напряжение оказалось для него слишком сильным, однако оказалось, что он просто катается по земле от хохота. Его рассмешил мой бросок к вершине.
Мы молча просидели там еще часа два, потом отправились в обратный путь.

Воскресенье, 3 сентября 1961



Когда я проснулся, дона Хуана дома не было. До его прихода я успел поработать над своими записями и насобирать хвороста для очага в чапарале вокруг дома.
Когда дон Хуан вошел, я как раз ел.
Он прошелся по поводу того, что он называл моей запрограммированостью на принятие пищи в полдень, но от пары бутербродов не отказался.

Я сказал ему, что история с горным львом сбила меня с толку. Теперь ситуация казалась нереальной, словно дон Хуан подстроил все это специально для меня. События сменяли друг друга с такой бешеной скоростью, что у меня просто не было времени на то, чтобы испугаться.

Времени было достаточно только на действия, но не на раздумья о складывающихся обстоятельствах.

Когда я писал заметки, у меня вдруг возникли сомнения - а действительно ли я видел горного льва? В моей памяти еще свежа была сухая ветка.

- Это был горный лев, - сказал дон Хуан тоном, отметающим всякие сомнения.
- Что, живой зверь из плоти и крови?
- Разумеется.

Я объяснил, что подозрения возникли у меня из-за того, что все прошло как-то слишком уж гладко. Лев явился как по заказу, словно он специально нас ожидал и был подготовлен в соответствии со сценарием дона Хуана.
Однако на дона Хуана залп моих скептических замечаний не произвел ни малейшего впечатления. Он только посмеялся надо мной.

- Смешной ты парень, - сказал он.
- Ты же видел кошку собственными глазами. Прямо под деревом, на котором сидел. Она не унюхала тебя и на тебя не бросилась только из-за запаха речной ивы. Он заглушает любой другой запах, а у тебя на коленях лежала целая куча ивовых веток.

Я сказал, что дело не в том, что я сомневаюсь в его честности, а в том, что все происходившее в ту ночь никоим образом не умещается в рамки обычного течения моей жизни.
Когда я писал заметки, у меня даже ненадолго возникло подозрение, что это дон Хуан изображал горного льва. Однако эту идею пришлось отбросить, потому что уж слишком явственно я видел темное тело четвероногого зверя, который бросился на клетку, а потом перемахнул через площадку.

- Чего ты мечешься? - спросил дон Хуан. - Это была обыкновенная большая кошка.
Тысячи их рыщут в тех горах. Большое дело! Ты, как всегда, обращаешь внимание не на то, на что следует. Не важно, что это было - лев или мои штаны.
Имеют значение только твое состояние и твои чувства в тот момент.

Я никогда в жизни не видел и не слышал большой кошки на воле. И тот факт, что я находился всего в какой-то паре метров от зверя, никак не укладывался у меня в голове.
Дон Хуан терпеливо выслушал все мои соображения по поводу истории с горным львом.

- Слушай, а почему эта большая кошка внушает тебе такой страх?
Ты прямо трепещешь перед ней, - довольно ехидно спросил он.
- Ведь с такого же расстояния тебе приходилось наблюдать практически всех животных, которые здесь водятся. Но они тебя в такое состояние не приводили. Тебе нравятся кошки?
- Нет.
- А-а-а... Ну, тогда забудь о ней. Собственно, урок состоял вовсе не в том, чтобы научиться охотиться на львов.
- А в чем?
- Ворона указала мне на то место возле болота, и там я увидел, каким способом можно заставить тебя понять, что значит "действовать в настроении воина".

Вчера ночью, например, ты действовал, находясь в соответствующем настроении.
Ты четко себя контролировал, и в то же время был полностью отрешен, особенно в тот момент, когда спрыгнул с дерева и подбежал ко мне. Ты не был парализован страхом.
А потом, на утесе, ты действовал вообще превосходно.
Я уверен, что ты не поверил бы в то, что совершил, если бы взглянул на тот склон днем.
Большая степень отрешенности сочеталась в твоем состоянии с не меньшей степенью самоконтроля. Ты не бросил все и не наделал в штаны, и в то же время ты на все плюнул и взобрался в кромешной
темноте на ту стену. Если бы ты случайно сошел с тропы, ты бы погиб.

Чтобы в темноте подняться наверх, тебе необходимо было одновременно себя контролировать и от себя отказаться, бросив самого себя на произвол судьбы.

Такое состояние я и называю настроением воина.

Я возразил, что все, что я совершил прошлой ночью, было результатом моего страха, а вовсе не настроения, соединившего в себе самоконтроль и отрешенность.

- Я знаю, - произнес он с улыбкой.
- И именно поэтому я хотел показать тебе, что ты способен превзойти самого себя, если будешь находиться в нужном настроении.

Воин сам формирует свое настроение.

Ты об этом не знаешь. В этот раз настроение воина возникло у тебя благодаря страху. Но теперь тебе известно состояние, соответствующее настроению воина, и ты можешь воспользоваться чем угодно, чтобы в него войти.

Я хотел начать спорить, но для этого моим мыслям не хватало четкости.
Непонятно почему, мне вдруг стало досадно.

- Очень удобно действовать, всегда находясь в настроении воина, - продолжал дон Хуан.
- Оно не дает цепляться за всякий вздор и позволяет оставаться чистым.
Помнишь свое особенное ощущение там, на вершине? Это было здорово, а?

Я сказал, что понимаю, о чем он говорит, однако чувствую, что попытки применить то, чему он меня учит, в повседневной жизни, были бы полным идиотизмом.

- Каждый из поступков следует совершать в настроении воина, - объяснил дон Хуан.
- Иначе человек уродует себя и делается безобразным.
В жизни, которой не хватает настроения воина, отсутствует сила.
Посмотри на себя. Практически все мешает тебе жить, обижает и выводит из состояния душевного равновесия. Ты распускаешь нюни и ноешь, жалуясь на то, что каждый встречный заставляет тебя плясать под свою дудку. Сорванный лист на ветру!

В твоей жизни отсутствует сила. Какое, должно быть, мерзкое чувство!
Воин же, с другой стороны, прежде всего охотник. Он учитывает все. Это называется контролем.
Но закончив свои расчеты, он действует.
Он отпускает поводья рассчитанного действия.
И оно совершается как бы само собой. Это - отрешенность.
Воин никогда не уподобляется листу, отданному на волю ветра. Никто не может сбить его с пути.
Намерение воина непоколебимо, его суждения - окончательны, и никому не под силу заставить его поступать вопреки самому себе.
Воин настроен на выживание, и он выживает, выбирая наиболее оптимальный образ действия.

[Айвенго]

phpBB [video]

Унесенные призраками

[Айвенго]

https://malinahd.com/multfilmy/hodjachi ... -2004.html

Ходячий замок

[Айвенго]

Скажем так: когда человек рождается, он приносит с собой в мир маленькое кольцо силы.
Это кольцо почти мгновенно начинает использоваться.
Поэтому каждый из нас с самого рождения уже сидит на крючке делания, наши кольца силы сцеплены с кольцами силы всех окружающих.
Другими словами, наши кольца силы нанизаны на крючок делания мира. Тем самым и создается мир.

- Приведи пример, может быть тогда я пойму, - попросил я.
- Например, кольца силы - твое и мое - в данный конкретный момент зацеплены за делание этой комнаты. Мы ее создаем. Наши кольца силы в данный момент вызывают к жизни вот эту самую комнату, в которой мы находимся.
- Постой, постой, - перебил я. - Эта комната существует сама по себе. Я не создаю ее, у меня нет с ней ничего общего.

Мое возражение, достаточно основательное с моей точки зрения, не произвело на дона Хуана никакого впечатления. Он очень спокойно повторил, что эта комната вызвана к жизни и существует для каждого человека лишь благодаря силе, заключенной в его кольце.

- Видишь ли, - продолжал он, - каждый из нас владеет деланием комнаты, поскольку значительную часть своей жизни мы так или иначе проводим в комнатах.
А человек знания развивает другое кольцо силы - второе.
Я назвал бы его кольцом неделания, потому что неделание есть тот крючок, на который оно нанизано.
И это кольцо позволяет нам вызвать к жизни другой мир.

Девушка-официантка принесла то, что мы заказывали. На лице ее было написано подозрение. Дон Хуан шепнул, чтобы я заплатил сразу, потому что она сомневается в моей платежеспособности.

- Она не верит тебе, но ее вины в этом нет, - сказал он и разразился хохотом.
- После нашей прогулки ты на черта похож.

Я заплатил по счету и дал чаевые, после чего официантка ушла. Я уставился на дона Хуана, пытаясь снова ухватить нить нашей беседы.
Он пришел мне на помощь:
- Твоя проблема заключается в том, что ты еще не развил дополнительного кольца силы, и тело твое не знает неделания.

Я не понял. Мое сознание было замкнуто на довольно прозаическом вопросе: мне только хотелось знать, надевал он пиратский костюм или не надевал. Я спросил.
Дон Хуан не ответил. Вместо этого он забился в приступе хохота. Я умолял его все мне объяснить.

- Да я же объяснил! Только что все объяснил!
- То есть ты хочешь сказать, что не переодевался?
- Я только зацепил свое кольцо силы за твое делание. А все остальное сделал ты сам.
- Невероятно!
- Нас всех учат вступать в некое общее соглашение относительно всего, что связано с деланием, - мягко произнес он.
- Ты даже понятия не имеешь, какую мощь, какую силу несет в себе это соглашение.
Но, к счастью, неделание настолько же иллюзорно и несет в себе не меньшую силу.

Вопросов у меня больше не было. И я не был голоден. Дон Хуан ел с большим аппетитом, и настроение у него было отличное. Но я чувствовал себя подавленным.
Неожиданно я ощутил какую-то всепоглощающую усталость.
Я осознал, что путь дона Хуана для меня недоступен.
У меня нет качеств, необходимых для того, чтобы стать магом.

- Вероятно, тебе поможет еще одна встреча с Мескалито, - сказал дон Хуан.

Я заверил его, что вот об этом уж как раз я и не думал. Более того, мне не хотелось даже допускать мысли о возможности такого шага.

- Да-а, с тобой непременно должно будет произойти что-то сногсшибательное.
Иначе ты так и не позволишь своему телу извлечь пользу из того, чему научился, - сказал он.
- Наверно, если б я мог как-то развязать все узлы своих дел и проблем, каким-то образом
абстрагироваться от тех условий, в которых живу и действую, мне было бы легче проникнуть в твой
мир, - задумчиво проговорил я.
- Или, может, если бы я отправился к тебе жить в дикую пустыню.
А сейчас я одной ногой стою в одном мире, второй - в другом, и в итоге от меня нет никакого проку ни здесь, ни там.

Дон Хуан долго на меня смотрел.

- Вот он - твой мир, - произнес он, кивнув на людную улицу за окном.
- Ты - человек этого мира. И там, в этом мире - твои охотничьи угодья.

Невозможно уйти от делания своего мира.
И воину остается только одно - превратить свой мир в свои охотничьи угодья.
Воин - охотник, и как охотник он знает: мир создан для того, чтобы его использовали.
И воин использует каждую частицу мира.
Воин подобен пирату - он берет все, что хочет, и использует так, как считает нужным, и в этом он не
признает никаких запретов и ограничений.
Но, в отличие от пирата, воин не чувствует себя оскорбленным и не возражает, если кто-то или что-то
берет и использует его самого.

[Айвенго]

- Чем мы займемся на этот раз, дон Хуан?
- Ты прекрасно знаешь - мы будем охотиться за силой.
- Да, я знаю. Но что конкретно мы будем делать?
- Ты знаешь, что я не имею ни малейшего представления.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что никогда не имеешь никакого плана действий?
- Охота за силой - непонятная штука, - сказал он.
- В ней не может быть никакого предварительного плана. В принципе не может быть.
И это делает ее особенно захватывающей.

Но действует воин так, словно у него есть план. Потому что доверяет своей личной силе.
Он твердо уверен в том, что она направит его действия в правильное русло.

Я отметил, что его утверждения в некотором смысле противоречивы.
Если воин уже обладает личной силой, к чему ему еще на нее охотиться.

Дон Хуан с притворным недоумением поднял брови.
- Ты охотишься за личной силой, - объяснил он, - а я воин, который ею уже обладает.
Ты спросил, есть ли у меня план, а я ответил, что доверяю своей личной силе, и что она направит
меня, поэтому никакой план мне не нужен.

Немного посидев молча, мы отправились дальше. Склоны были очень крутыми.
Подъем давался мне с трудом.
Я устал.

А выносливости дона Хуана, казалось, не было предела.
Он не бежал и не торопился. Он шел ровно и неутомимо. Я заметил, что он совсем не потел. Он не вспотел даже после подъема на особенно высокий и почти отвесный склон. Когда я взобрался наверх, он уже сидел там, ожидая меня. Я сел рядом, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я лег на спину, и пот буквально ручьями заструился у меня со лба.
Дон Хуан рассмеялся и принялся катать меня по земле туда-сюда.
Это помогло мне восстановить дыхание.

Я сказал, что его тренированность буквально внушает мне благоговение.
- Я все время стараюсь привлечь к ней твое внимание, - сказал он.
- Ты совсем не стар, дон Хуан.
- Конечно, нет. И все время стараюсь, чтобы ты это заметил.
- Как ты это делаешь?
- Я ничего не делаю.
Мое тело хорошо себя чувствует только и всего.
Я очень хорошо к себе отношусь, и поэтому не вижу причин чувствовать, что устал или, что мне не по себе.
Секрет заключается не в том, что ты с собой делаешь, а в том, чего не делаешь.

Я ждал разъяснений.
Он вроде бы отдавал себе отчет в моей неспособности понять это его заявление.
Он улыбнулся и встал.

- Это - место силы, - сообщил он, - Найди площадку для стоянки на этой вершине.

Я принялся протестовать. Я хотел, чтобы он объяснил, чего мне не следует делать со своим телом.
Он оборвал меня повелительным жестом и мягко произнес:
- Кончай базар. На этот раз от тебя требуются действия.
Действия, направленные на то, чтобы измениться. Так что - ищи место.
Не важно, сколько времени тебе на это потребуется. Хоть всю ночь.
Не имеет значения даже то, найдешь ты его или нет.
Важно то, что ты будешь пытаться его найти.

[Айвенго]

Я спросил, зависит ли то, в каком виде воин воспринимает смерть, от его воспитания.
В качестве примера я привел индейцев юма и индейцев яки. Сам я полагал, что именно воспитанием в значительной степени определяется то, как человек видит свою смерть.

- Воспитание не имеет никакого значения, - ответил он.
- Все зависит от личной силы.

Личность человека - это суммарный объем его личной силы.
И только этим суммарным объемом определяется то, как он умирает.

- Что такое личная сила?
- Личная сила - это чувство.
Что-то вроде ощущения удачи или счастья. Можно назвать ее настроением.
Личная сила человека и ее накопление никак не связаны с его происхождением.
Я уже говорил, что воин - это охотник за силой. И я учу тебя тому, как на нее охотиться и как ее накапливать. И ты столкнулся с общей для всех нас проблемой - проблемой убежденности.

Тебе необходимо твердо верить в то, что личная сила существует, что ее можно использовать и
накапливать. Но убежденности в том, что все это - именно так, у тебя до сих пор нет.

Я сказал, что он все же своего добился, и что ему удалось убедить меня настолько, насколько это
вообще возможно.
Он засмеялся:
- Это - не та убежденность, которую я имею в виду.
Два-три раза он мягко ударил меня кулаком по плечу и со смешком добавил:
- Мне не нужны твои комплименты, ты же знаешь.

Я почувствовал, что должен заверить его в своей абсолютной серьезности.
- Не сомневаюсь, - сказал он.
- Но под убежденностью подразумевается способность к самостоятельным действиям.
А для того, чтобы этого добиться, тебе предстоит еще предпринять усилия.
Ты должен сделать еще очень и очень много.
Ведь ты же только начал.

Он немного помолчал. На лице его отразилась безмятежность.

- Ты иногда до смешного напоминаешь мне меня самого, - продолжал он.
- Я тоже не хотел становиться на путь воина. Я считал, что вся эта работа никому не нужна.

Если нам все равно предстоит умереть, какая разница - умереть воином или не воином.

Но я ошибался. Однако к этому заключению я должен был прийти самостоятельно.
Только когда человек сам убеждается в том, что не прав и что разница - невообразимо огромна, тогда он - убежден.
И дальше может продолжать самостоятельно. И даже самостоятельно стать человеком знания.

Я спросил, кого он называет человеком знания.
Он ответил:
- Того, кто должным образом неуклонно преодолевает все трудности обучения. Все.
Того, кто без спешки и медлительности идет как можно дальше по пути раскрытия тайн личной силы.

Потом дон Хуан сказал, что это - не тема для обсуждения.
Он сказал, что единственное, чем я должен интересоваться - это накопление личной силы.

[Айвенго]

Я выбрался из машины и пошел вперед, чтобы в свете фар хоть немного осмотреть местность. Я не имел ни малейшего представления о том, где мы находимся.
Но дон Хуан выключил фары.
Он громко сказал, что у нас нет времени, поэтому нужно запереть машину и немедленно отправляться дальше.

Он дал мне мою сетку с флягами. Было темно, я споткнулся и чуть их не уронил.
Дон Хуан мягко, но непреклонно потребовал, чтобы я сел и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Однако с глазами все было в порядке, проблема заключалась не в этом.
После того, как я вылез из машины, они быстро привыкли к темноте, и теперь я видел все достаточно хорошо. А мешала мне какая-то непонятная нервозность, заставлявшая меня вести себя так, словно я был слегка невменяем.

Я жаждал ясности и принялся с пристрастием допрашивать дона Хуана:
- Куда мы идем?
- Мы должны в полной темноте пешком добраться до одного особенного места.
- Зачем?
- Чтобы точно узнать, способен ты продолжить охоту за силой или нет.
- Это что - тест? Экзамен? Но ведь я могу его завалить, дон Хуан. Что будет тогда?
Ты не перестанешь со мной общаться? А учить меня своему знанию?

Он выслушал все вопросы, не перебивая.

Но сказал, что то, что мы делаем, - вовсе не тест и не экзамен.
Мы ожидаем знака. Если его не будет, значит, моя охота за силой оказалась неудачной.
В этом случае я буду свободен от каких бы то ни было обязательств, и мне будет предоставлена
возможность оставаться настолько глупым, насколько я захочу.
Но в любом случае дон Хуан останется моим другом и будет всегда рад возможности видеть меня и со
мной общаться.

Мне почему-то стало ясно, что я не справлюсь.
- Знака не будет, - как бы в шутку сказал я, - Я знаю. У меня мало силы.

Дон Хуан засмеялся и мягко похлопал меня по спине:
- Ты не волнуйся, - парировал он.
- Знак будет. Я знаю. У меня силы намного больше, чем у тебя.

Он решил, что сказал что-то забавное. Он хлопнул себя по ляжкам, хлопнул в ладоши и расхохотался.
Дон Хуан закрепил мою сетку у меня на спине и объяснил, что я должен идти сзади на расстоянии одного шага и стараться как можно точнее ступать за ним след в след.

Очень драматическим тоном он прошептал:
- Это поход за силой, так что в зачет идет абсолютно все.

[Айвенго]

Дон Хуан сказал, что если мне нужно сходить в кусты, то это следует сделать сейчас.
Дальше нам предстоит тяжелый переход, который нужно совершить без единой остановки.

Я взглянул на часы. Был час ночи.

После десяти - пятнадцатиминутного отдыха дон Хуан велел мне встать и приготовиться.
И мы снова двинулись в путь. Он был прав - переход оказался сущим кошмаром.

Мне в жизни не приходилось делать ничего, что требовало бы такой полной концентрации.

Дон Хуан шел так быстро, и напряжение от сосредоточенности на каждом его шаге было столь
огромным, что в какой-то момент я вообще перестал ощущать, что иду.

Я шагал словно по воздуху, не чувствуя ни ног, ни земли, и какая-то сила несла меня вперед и
вперед.
Я был настолько сконцентрирован на своем движении, что даже не заметил, как постепенно начало светать. Просто неожиданно обнаружилось, что мне виден дон Хуан, идущий впереди, и видны его ноги, движения которых мне приходилось всю ночь наполовину угадывать.

В какое-то мгновение дон Хуан неожиданно отпрянул в сторону.

Инерция пронесла меня еще метров двадцать.
Постепенно шаг мой замедлился, ноги ослабели и начали дрожать.
В конце концов, я рухнул на землю.

Я поднял глаза. Дон Хуан стоял надо мной и спокойно меня разглядывал.
Он совсем не выглядел уставшим.

Я же хватал ртом воздух, весь покрывшись холодным потом.

Дон Хуан взял меня за руку и развернул.
Он сказал, что восстановить силы можно только лежа головой на восток.
Мало-помалу я расслабился. Все тело ныло, однако постепенно я отдохнул и пришел в себя. Наконец у меня появилось достаточно энергии, чтобы встать.

[Айвенго]

Когда я проснулся, был уже почти вечер. Дул ветер, и небо было в тучах. Надо мной висели плотные кучевые облака, но к западу они сменялись тонким покрывалом перистых облаков, и солнце время от времени освещало землю.

Сон освежил меня. Я чувствовал себя обновленным и счастливым.
Ветер меня не беспокоил. Мне не было холодно. Подперев голову руками, я осмотрелся.
Раньше я не обращал внимания на то, что вершина холма находилась на довольно большой высоте.
На западе открывался впечатляющий вид.

Я видел огромное пространство: низкие холмы, постепенно переходившие в плоскую поверхность пустыни, протянувшейся до самого горизонта. С севера на восток протянулись хребты коричневых горных вершин. На юге лежали бесконечные цепи холмов и низин, а вдали виднелся синеватый горный массив.

Я сел. Дона Хуана нигде не было видно.

Мною овладел внезапный страх; я подумал, что он мог уйти, оставив меня в одиночестве, а обратного пути к машине я не знал.

Я снова улегся на подстилку из веток.
Меня опять охватил покой, я испытал изумительное ощущение прекрасного самочувствия и совершенно новое для себя состояние: мышление словно отключилось.
Я был счастлив.
Я чувствовал себя здоровым.
Меня буквально затопило странное спокойное возбуждение.

С запада дул мягкий ветерок. Он волной пробегал вдоль тела, но холодно от этого не становилось. Я чувствовал его дуновение на лице и за ушами. Это было похоже на мягкие волны теплого прибоя, который окатывал меня, отступал, снова окатывал...

Я пребывал в странном состоянии. Оно не походило ни на одно из состояний, знакомых мне по моей занятой, суетливой и неустроенной жизни. Я заплакал. Но не от печали. И не от жалости к себе.
Я заплакал от радости, от какой-то неизъяснимой и невыразимой радости.
Мне хотелось остаться на этом месте навсегда.

Я, наверное, так бы и поступил, но откуда-то явился дон Хуан и выдернул меня из круга.