единственная правильная цель

[А-33-Я]

уже уезжаешь?

[Айвенго]

посмотри внимательней

[А-33-Я]

картинка несёт не один смысл...
мир в мире - один из них...
хорошо, посмотрю внимательнее...

[Sadovod]

Поэтому во всех их действиях присутствует особая сила, в каждом их поступке есть чувство.

Айвенго, а у вас это начало получаться?

[Айвенго]

несомненно

[Sadovod]

если сможете поделится и захотите - как это у вас? мне интересно. Как вы искали - Путь с Сердцем, в чем это выражается.

[Айвенго]

искал и нашел

[Айвенго]

phpBB [video]

Исповедь одержимого бесом монаха настоятелю монастыря (х/ф «Монах и бес»)

[Айвенго]

phpBB [video]

Юрий Антонов - Нет тебя прекрасней. 1995

Автор текста (слов):
Беляков М.
Композитор (музыка):
Антонов Ю.

***

Для меня нет тебя прекрасней,
Но ловлю я твой взор напрасно.
Как виденье, неуловима,
Каждый день ты проходишь мимо.
Как виденье, неуловима,
Каждый день ты проходишь мимо!

А я повторяю вновь и вновь -
Не умирай, любовь,
Не умирай, любовь,
Не умирай, любовь!

Если б пристальней ты взглянула,
И улыбка на миг мелькнула,
Но в глазах твоих лёд и стужа,
И тебе я совсем не нужен.
Но в глазах твоих лёд и стужа,
И тебе я совсем не нужен...

А я повторяю вновь и вновь -
Не умирай, любовь,
Не умирай, любовь,
Не умирай, любовь!

Но я верю, что день настанет,
И в глазах твоих лёд растает.
Летним зноем вдруг станет стужа,
И поймёшь, что тебе я нужен.
Летним зноем вдруг станет стужа,
Ты поймёшь, что тебе я нужен!

А я повторяю вновь и вновь -
Не умирай, любовь,
Не умирай, любовь,
Не умирай, любовь!..

[Айвенго]

- С этого момента о целом ряде вещей мы будем разговаривать только в местах силы, - продолжал дон Хуан. - Сегодня у тебя первая попытка, что-то вроде испытания.
Мы находимся сейчас в одном из этих мест, и говорить здесь можно только о силе.

- Но я и в самом деле понятия не имею, что такое сила, - сказал я.
- Сила - это нечто, с чем имеет дело воин, - объяснил он.

- Вначале она кажется человеку чем-то совершенно невероятным, противоестественным, в существование чего невозможно поверить, о чем даже думать трудно, не то чтобы ее себе представить. Сейчас ты находишься с ней именно в таких отношениях.

Но потом она превращается в нечто серьезное, и отношение к ней соответственно изменяется.

Человек может ею не обладать, он может даже в полной мере не осознавать ее существования, но он уже чувствует, он уже знает - в мире присутствует что-то, чего до этого он не замечал.

А затем сила дает о себе знать, она приходит к человеку, и он не может ничего с этим поделать, так как сила для него пока остается неуправляемой.

Не существует слов, которыми можно было бы описать, как она приходит и чем в действительности является. Она - ничто, и в то же время ей подвластны чудеса, и чудеса эти человек видит собственными глазами.

И, наконец, сила становится чем-то, присущим самому человеку, превращается в нечто, что изнутри управляет его действиями и в то же время подчиняется его командам, подвластна его решениям.

[Айвенго]

Постепенно стемнело настолько, что я едва угадывал общие очертания местности. Вдруг послышались мягкие шаги и приглушенное кошачье дыхание, а потом раздался очень мягкий рык. Грызуны замолкли. И тут прямо под деревом я заметил темную массу звериного тела.
Прежде, чем я смог рассмотреть зверя и убедиться в том, что это - горный лев, он бросился на ловушку. Но добежать до нее не успел: что-то обрушилось на него сверху, и он отскочил. Я швырнул свою сетку, как велел дон Хуан, но не попал. Однако шума наделал много. Тут дон Хуан издал несколько жутких пронзительных воплей, от которых по спине у меня побежали мурашки. Кошка с невообразимой ловкостью метнулась через площадку и скрылась.

Дон Хуан еще некоторое время продолжал вопить, а потом велел мне как можно быстрее слезть с дерева, взять клетку со зверьками и бежать к нему на площадку.

Через невероятно краткий промежуток времени я уже стоял рядом с доном Хуаном. Он велел мне кричать, как можно точнее имитируя звуки, которые издавал он сам. Это нужно было для того, чтобы держать на расстоянии льва, пока дон Хуан разбирал ловушку и выпускал зверьков.

Я начал было кричать, но получалось плохо. Голос от возбуждения сделался хриплым.

Дон Хуан сказал, что нужно отрешиться от себя и кричать по-настоящему, с чувством, потому что лев все еще рядом. И тут я в полной мере оценил ситуацию. Лев-то был вполне реален!
И я издал восхитительнейший каскад душераздирающих пронзительных воплей.

Дон Хуан буквально взревел от хохота.

Он дал мне еще немного покричать, а потом сказал, что теперь нужно как можно тише покинуть это место, потому что лев - не дурак и уже, вероятно, возвращается.

- Он наверняка пойдет за нами, - сказал дон Хуан.
- Как бы аккуратно мы себя ни вели, позади нас все равно останется след шириной с Панамериканское шоссе.

Я шел совсем рядом с доном Хуаном. Время от времени он на мгновение замирал и прислушивался. Потом в какой-то момент он бросился бежать в темноту. Я - за ним, вытянув перед собой руки, чтобы защитить глаза от веток.
Наконец мы добрались до подножия утеса, на котором сидели днем.
Дон Хуан сказал, что если лев не разорвет нас до того, как мы доберемся до вершины, то мы спасены. Он начал взбираться первым, показывая путь.
Было совсем темно. Непонятно, каким образом мне это удавалось, но я следовал за доном Хуаном очень уверенно. Когда мы были уже недалеко от вершины, я услышал странный звериный крик. Он напоминал коровье мычание, но был более продолжительным и хриплым.

- Быстрее! Быстрее наверх! - заорал дон Хуан.

И я в кромешной тьме рванулся к вершине, оставив дона Хуана позади.
Когда он добрался до плоской площадки на макушке утеса, я уже сидел там, восстанавливая дыхание.

Дон Хуан рухнул на землю. Я решил было, что напряжение оказалось для него слишком сильным, однако оказалось, что он просто катается по земле от хохота. Его рассмешил мой бросок к вершине.
Мы молча просидели там еще часа два, потом отправились в обратный путь.

Воскресенье, 3 сентября 1961

Когда я проснулся, дона Хуана дома не было. До его прихода я успел поработать над своими записями и насобирать хвороста для очага в чапарале вокруг дома.
Когда дон Хуан вошел, я как раз ел.
Он прошелся по поводу того, что он называл моей запрограммированостью на принятие пищи в полдень, но от пары бутербродов не отказался.

Я сказал ему, что история с горным львом сбила меня с толку. Теперь ситуация казалась нереальной, словно дон Хуан подстроил все это специально для меня. События сменяли друг друга с такой бешеной скоростью, что у меня просто не было времени на то, чтобы испугаться.

Времени было достаточно только на действия, но не на раздумья о складывающихся обстоятельствах.

Когда я писал заметки, у меня вдруг возникли сомнения - а действительно ли я видел горного льва? В моей памяти еще свежа была сухая ветка.

- Это был горный лев, - сказал дон Хуан тоном, отметающим всякие сомнения.

- Что, живой зверь из плоти и крови?
- Разумеется.

Я объяснил, что подозрения возникли у меня из-за того, что все прошло как-то слишком уж гладко. Лев явился как по заказу, словно он специально нас ожидал и был подготовлен в соответствии со сценарием дона Хуана.
Однако на дона Хуана залп моих скептических замечаний не произвел ни малейшего впечатления. Он только посмеялся надо мной.

- Смешной ты парень, - сказал он.
- Ты же видел кошку собственными глазами. Прямо под деревом, на котором сидел. Она не унюхала тебя и на тебя не бросилась только из-за запаха речной ивы. Он заглушает любой другой запах, а у тебя на коленях лежала целая куча ивовых веток.

Я сказал, что дело не в том, что я сомневаюсь в его честности, а в том, что все происходившее в ту ночь никоим образом не умещается в рамки обычного течения моей жизни.
Когда я писал заметки, у меня даже ненадолго возникло подозрение, что это дон Хуан изображал горного льва. Однако эту идею пришлось отбросить, потому что уж слишком явственно я видел темное тело четвероногого зверя, который бросился на клетку, а потом перемахнул через площадку.

- Чего ты мечешься? - спросил дон Хуан. - Это была обыкновенная большая кошка.
Тысячи их рыщут в тех горах. Большое дело! Ты, как всегда, обращаешь внимание не на то, на что следует. Не важно, что это было - лев или мои штаны.

Имеют значение только твое состояние и твои чувства в тот момент.

Я никогда в жизни не видел и не слышал большой кошки на воле. И тот факт, что я находился всего в какой-то паре метров от зверя, никак не укладывался у меня в голове.
Дон Хуан терпеливо выслушал все мои соображения по поводу истории с горным львом.

- Слушай, а почему эта большая кошка внушает тебе такой страх?
Ты прямо трепещешь перед ней, - довольно ехидно спросил он.
- Ведь с такого же расстояния тебе приходилось наблюдать практически всех животных, которые здесь водятся. Но они тебя в такое состояние не приводили. Тебе нравятся кошки?

- Нет.
- А-а-а... Ну, тогда забудь о ней. Собственно, урок состоял вовсе не в том, чтобы научиться охотиться на львов.

- А в чем?
- Ворона указала мне на то место возле болота, и там я увидел, каким способом можно заставить тебя понять, что значит "действовать в настроении воина".

Вчера ночью, например, ты действовал, находясь в соответствующем настроении.
Ты четко себя контролировал, и в то же время был полностью отрешен, особенно в тот момент, когда спрыгнул с дерева и подбежал ко мне. Ты не был парализован страхом.
А потом, на утесе, ты действовал вообще превосходно.
Я уверен, что ты не поверил бы в то, что совершил, если бы взглянул на тот склон днем.
Большая степень отрешенности сочеталась в твоем состоянии с не меньшей степенью самоконтроля. Ты не бросил все и не наделал в штаны, и в то же время ты на все плюнул и взобрался в кромешной темноте на ту стену. Если бы ты случайно сошел с тропы, ты бы погиб.

Чтобы в темноте подняться наверх, тебе необходимо было одновременно себя контролировать и от себя отказаться, бросив самого себя на произвол судьбы.

Такое состояние я и называю настроением воина.

Я возразил, что все, что я совершил прошлой ночью, было результатом моего страха, а вовсе не настроения, соединившего в себе самоконтроль и отрешенность.

- Я знаю, - произнес он с улыбкой.
- И именно поэтому я хотел показать тебе, что ты способен превзойти самого себя, если будешь находиться в нужном настроении.

Воин сам формирует свое настроение.

Ты об этом не знаешь. В этот раз настроение воина возникло у тебя благодаря страху. Но теперь тебе известно состояние, соответствующее настроению воина, и ты можешь воспользоваться чем угодно, чтобы в него войти.

Я хотел начать спорить, но для этого моим мыслям не хватало четкости.
Непонятно почему, мне вдруг стало досадно.

- Очень удобно действовать, всегда находясь в настроении воина, - продолжал дон Хуан.
- Оно не дает цепляться за всякий вздор и позволяет оставаться чистым.

Помнишь свое особенное ощущение там, на вершине? Это было здорово, а?

Я сказал, что понимаю, о чем он говорит, однако чувствую, что попытки применить то, чему он меня учит, в повседневной жизни, были бы полным идиотизмом.

- Каждый из поступков следует совершать в настроении воина, - объяснил дон Хуан.

- Иначе человек уродует себя и делается безобразным.

В жизни, которой не хватает настроения воина, отсутствует сила.

Посмотри на себя. Практически все мешает тебе жить, обижает и выводит из состояния душевного равновесия. Ты распускаешь нюни и ноешь, жалуясь на то, что каждый встречный заставляет тебя плясать под свою дудку. Сорванный лист на ветру!

В твоей жизни отсутствует сила. Какое, должно быть, мерзкое чувство!

Воин же, с другой стороны, прежде всего охотник. Он учитывает все. Это называется контролем.

Но закончив свои расчеты, он действует.

Он отпускает поводья рассчитанного действия.
И оно совершается как бы само собой. Это - отрешенность.

Воин никогда не уподобляется листу, отданному на волю ветра. Никто не может сбить его с пути.

Намерение воина непоколебимо, его суждения - окончательны, и никому не под силу заставить его поступать вопреки самому себе.

Воин настроен на выживание, и он выживает, выбирая наиболее оптимальный образ действия.

Мне понравилась его установка, хотя она и была идеалистической.
С точки зрения того мира, в котором я жил, она выглядела слишком упрощенной.

Дон Хуан только посмеялся над моими аргументами.

Я же продолжал настаивать на том, что настроение воина никак не сможет помочь мне преодолеть обиду и боль, вызванные неблаговидными поступками моих ближних.

Я предложил рассмотреть гипотетический случай: меня преследует и по-настоящему изводит, вплоть до физического воздействия, жестокий и злобный негодяй, облеченный властью.

Дон Хуан расхохотался и сказал, что пример вполне удачный.

- Воина можно ранить, но обидеть его - невозможно, - сказал он.

- Пока воин находиться в соответствующем настроении, никакой поступок кого бы то ни было из людей не может его обидеть.

Прошлой ночью лев тебя совсем не обидел, правда?

И то, что он преследовал нас, ни капельки тебя не разозлило. Я не слышал от тебя ругательств в его адрес. И ты не возмущался, вопя, что он не имеет права нас преследовать. А ведь этот лев вполне мог оказаться самым жестоким и злобным во всей округе.

Однако вовсе не его характер явился причиной того, что ты действовал так, а не иначе, изо всех сил стараясь избежать встречи с ним.

Причина была в тебе самом, и причина была одна - ты хотел выжить.

В чем вполне и преуспел.

Если бы ты был один, и льву удалось бы до тебя добраться и насмерть тебя задрать, тебе бы и в голову не пришло пожаловаться на него, обидеться или почувствовать себя оскорбленным столь неблаговидным поступком с его стороны.

Так что настроение воина не так уж чуждо твоему или чьему бы то ни было еще миру.

Оно необходимо тебе для того, чтобы прорваться сквозь пустопорожний треп.

Я принялся излагать свои соображения по этому поводу. Льва и людей с моей точки зрения нельзя ставить на одну доску. Ведь о ближних своих я знаю очень много, мне знакомы их типичные уловки, мотивы, мелкие ухищрения. О льве же я не знаю практически ничего.

Ведь в действиях моих ближних самым обидным является то, что они злобствуют и делают подлости сознательно.

- Знаю, - терпеливо проговорил дон Хуан.

- Достичь состояния воина - очень и очень непросто.
Это - революция, переворот в сознании.

Одинаковое отношение ко всему, будь то лев, водяные крысы или люди - одно из величайших достижений духа воина.

Для этого необходима сила.

[Айвенго]

Мы отправились рано утром и сначала ехали на юг, а затем повернули на восток, в горы.
Дон Хуан взял с собой две тыквенные фляги с едой и водой.
Мы перекусили в машине, а потом оставили ее и двинулись в путь пешком.

- Держись поближе ко мне, - проинструктировал меня дон Хуан, прежде чем мы отправились.
- Эта местность тебе незнакома, поэтому не стоит рисковать.

Ты вышел на поиски силы, и в зачет идет каждый твой шаг.

Следи за ветром, в особенности - ближе к концу дня.
Следи за тем, как он меняет направление, и всегда занимай такое положение, чтобы я заслонял тебя от него.

- Что мы будем делать в этих горах, дон Хуан?
- Ты охотишься за силой.

- Я хотел спросить, чем конкретно мы будем заниматься?
- За силой невозможно охотиться по какому-либо плану. Впрочем, как и за дичью.

Охотник охотится на то, что ему попадается.
Поэтому он все время должен находиться в состоянии готовности.

Ты уже кое-что знаешь о ветре и самостоятельно можешь охотиться на силу, в нем заключенную. Но существует много других вещей, о которых ты не знаешь, но которые, подобно ветру, в определенное время и в определенных местах становятся центрами силы.

Сила - штука очень любопытная.
Ее невозможно взять и к чему-нибудь пригвоздить, как-то зафиксировать или сказать, что же это в действительности такое. Она сродни чувству, ощущению, которое возникает у человека в отношении определенных вещей.

Сила всегда бывает личной, она принадлежит только кому-то одному.

Мой бенефактор, например, одним лишь взглядом мог заставить человека смертельно заболеть. Стоило ему бросить на женщину такой взгляд, как она увядала и становилась некрасивой. Но это вовсе не значит, что заболевали все, на кого он смотрел. Его взгляд действовал лишь тогда, когда в этом участвовала его личная сила.

- А как он решал, кого сделать больным?
- Не знаю. Он и сам не знал.

С силой всегда так. Она командует тобой и в то же время тебе подчиняется.
Охотник за силой ловит ее, а затем накапливает как свою личную находку.

Его личная сила, таким образом, растет, и может наступить момент, когда воин, накопив огромную личную силу, станет человеком знания.

- Как накапливают силу, дон Хуан?
- Это тоже что-то вроде ощущения.

Характер его определяется типом личности воина.

Мой бенефактор был человеком яростным.
Он пользовался чувством ярости для накапливания силы.
Все, что он делал, он делал прямо, резко и жестко.
Он оставил в моей памяти ощущение чего-то проламывающегося сквозь, сокрушающего все, что оказывалось на пути.
И все, что с ним происходило, происходило именно в таком ключе.

Я сказал, что не понимаю, как можно накапливать силу с помощью чувства.

Дон Хуан долго молчал.
- Это невозможно объяснить, - сказал он, наконец. - Ты должен сделать это сам.

[Айвенго]

То, что произошло с тобой сегодня ночью, не было ни шуткой, ни чьими-то проделками.
У тебя была встреча с силой.
Туман, тьма, молнии, гром и дождь были частями великой битвы силы.
Дуракам везет. Воин многое бы отдал за такую битву.

Я возразил, что все событие в целом не могло быть битвой силы, потому что оно не было реальным.
- А что реально? - очень спокойно спросил дон Хуан.

- Вот это, то, на что мы смотрим, - реально, - ответил я, обведя рукой окружавший нас пейзаж.
- Но мост, который ты видел ночью, и лес, и все остальное - все было таким же.
- Тогда куда оно все делось? Если все это реально, где оно сейчас?
- Здесь.
Если бы ты обладал достаточной силой, ты мог бы вызвать все, что видел ночью.
Вызвать прямо сейчас.

Но сейчас ты на это не способен, потому что находишь большую пользу в том, чтобы сомневаться и цепляться за свою реальность. Однако в этом нет никакой пользы, приятель. Никакой.
Прямо здесь, перед нами, расстилаются неисчислимые миры.
Они наложены друг на друга, друг друга пронизывают, их множество, и они абсолютно реальны.

Если бы ночью я не схватил тебя за руку, ты пошел бы по мосту, независимо от своего желания.
А до этого мне приходилось защищать тебя от ветра, который тебя искал.

- А что бы случилось, если б ты меня не защищал?
- Ты не обладаешь достаточной силой.
Поэтому ветер заставил бы тебя заблудиться, и, вероятно, даже убил бы, столкнув в пропасть.

Но туман был вполне реален. В нем с тобой могли бы случиться две вещи. Либо ты перешел бы по мосту на другую сторону, либо ты упал бы и разбился насмерть. Все зависит от силы.
Но в одном я уверен - если бы я тебя не защищал, ты пошел бы по мосту.
Несмотря ни на что. Такова природа силы.

Как я тебе уже говорил, сила командует тобой и в то же время тебе подчиняется.

Этой ночью, например, она заставила бы тебя взойти на мост.
Но потом, подчиняясь тебе, она поддерживала тебя на твоем пути по мосту. Я остановил тебя, так как знаю, что ты не умеешь использовать силу, а без ее помощи мост бы разрушился.

- Ты тоже видел этот мост, дон Хуан?
- Нет. Я видел просто силу. Она может быть чем угодно.
Например, для тебя в этот раз она была мостом.

Почему именно мостом, я не знаю. Мы - таинственные существа.

- А вообще ты когда-нибудь видел мост в тумане, дон Хуан?
- Никогда. Но это объясняется лишь тем, что я - не такой, как ты.
Я видел другое. Мои битвы силы совсем не были похожи на твои.

- А что видел ты, дон Хуан? Можешь рассказать?
- В своей первой битве силы я встретился в тумане со своими врагами. Но у тебя врагов нет. Тебе не свойственно ненавидеть людей. А во мне это было.

Моя ненависть к людям была для меня способом потакать своей слабости. Теперь этого нет.

Я победил в себе ненависть, но в той первой битве силы она меня почти разрушила.

Твоя же битва силы была, наоборот, очень тонкой и почти тебя не затронула.

Но зато теперь ты пожираешь себя своими собственными вздорными мыслями и сомнениями.
Это - твой способ потакать себе.

Туман повел себя с тобой безупречно. Чем-то ты ему близок.
Он подарил тебе дивный мост, и мост этот теперь всегда будет ждать тебя там, в тумане.
И будет являться тебе снова и снова, пока не настанет день, когда ты по нему пройдешь.

Поэтому я настоятельно тебе советую с сегодняшнего дня не ходить в одиночку в места, где бывают туманы. До тех пор, пока ты не будешь готов сделать это сознательно.

Сила - штука очень странная, волшебная.
Чтобы в полной мере ею обладать и повелевать, нужно сперва обзавестись некоторым количеством силы, достаточным для начала.

Можно, однако, сделать и по-другому: понемногу накапливать силу, никак ее не используя до тех пор, пока не наберется достаточно, чтобы выстоять в битве силы.


- Что такое битва силы?
- Происходившее с тобой этой ночью было ее началом.
Картины, которые разворачивались перед твоими глазами, были вместилищем силы.
Когда-нибудь ты разберешься в их смысле, ведь они имеют огромное значение.

- А ты не мог бы рассказать, что они означают, дон Хуан?
- Нет.
Эти картины - твое личное завоевание. Его нельзя ни с кем разделить. Но то, что произошло этой ночью, - лишь начало, только первая стычка. Настоящая битва ждет тебя за мостом. Что там? Об этом узнаешь только ты. И только ты узнаешь, куда ведет та тропа в лесу. Но все это может произойти, а может и не произойти.

Чтобы пускаться в путешествие по этим неведомым тропам и мостам, нужно иметь достаточное количество своей собственной силы.

- А если силы у человека недостаточно, что тогда?
- Смерть ждет, она ждет всегда, и едва сила воина подходит к концу, смерть просто дотрагивается до него.

Так что просто глупо пускаться в путь к неизвестному, не имея силы.
Он приведет только к смерти.

Я почти не слушал его. Я со всех сторон обсасывал идею относительно галлюциногенных свойств мяса силы. Мне нравилось это занятие, оно успокаивало и умиротворяло, несмотря на то, что было явным потаканием себе.

- Не утруждай себя, ты все равно ничего не вычислишь, - произнес дон Хуан, словно прочитав мои мысли.

- Мир - это тайна. И то, что ты видишь перед собой в данный момент, - еще далеко не все, что здесь есть. В мире есть еще столько всего...

Он воистину бесконечен в каждой своей точке.

Поэтому попытки что-то для себя прояснить - это на самом деле всего лишь попытки сделать какой-то аспект мира чем-то знакомым, привычным.

Мы с тобой находимся здесь, в мире, который ты называешь реальным, только потому, что оба мы его знаем.

Ты не знаешь мира силы, и поэтому не способен превратить его в знакомую картину.

- Ты знаешь, что я не могу с тобой спорить, - сказал я.
- Но в то же время принять все это мой разум не в состоянии.

Он засмеялся и легонько дотронулся до моей головы.
- Ты - псих. Честное слово, - улыбнулся он. - Но это - нормально.

Я знаю: жить, как подобает воину, необычайно трудно.
Если бы ты выполнял все мои инструкции и действовал в точности так, как я тебя все время учил, ты к сегодняшнему дню обладал бы силой, достаточной, чтобы пройти по мосту. Достаточной для того, чтобы видеть и остановить мир.

- Но с какой стати, дон Хуан, я должен хотеть обладать силой?
- Вряд ли можно сейчас размышлять о причинах.

Но если бы ты накопил достаточное количество силы, она сама подсказала бы тебе ответ на этот вопрос. Бред сумасшедшего, верно?

- Хорошо, а тебе самому сила зачем?
- Я в этом похож на тебя. Я тоже не хотел обладать силой.
И не видел причин для того, чтобы ее накапливать.
И никогда не выполнял инструкций, которые мне давались, или, по крайней мере, никогда не думал, что их выполняю.
И, однако, несмотря на свою глупость, я накопил достаточное количество силы, и в один прекрасный день моя личная сила заставила мир рухнуть.

- Но почему кто-то должен хотеть остановить мир?
- Так ведь никто и не хочет, в том-то и дело. Это просто происходит.

А когда ты узнаешь, что это такое - остановка мира, ты осознаешь, что на то есть свои веские причины.

Видишь ли, одним из аспектов искусства воина является умение сначала по некоторой особой причине разрушить мир, а затем - снова восстановить его для того, чтобы продолжать жить.

Я сказал, что, наверное, было бы убедительнее всего, если бы он на примере разъяснил мне эти особые причины для разрушения мира.

Он какое-то время молчал, как бы обдумывая, что мне ответить.

- Ничего не могу тебе по этому поводу сказать, - проговорил он, наконец.
- Для того чтобы это знать, нужна сила, много силы.

Может быть, когда-нибудь ты, несмотря на собственное сопротивление, начнешь жить, как подобает воину. Это произойдет, вероятнее всего, тогда, когда ты накопишь достаточно силы и сможешь ответить на свой вопрос самостоятельно.
Я научил тебя практически всему, что необходимо воину для того, чтобы начать должным образом действовать в мире, самостоятельно накапливая силу.
Но мне, в то же время, известно, что ты еще не можешь этого сделать и что я должен проявить терпение.

Чтобы попасть в мир силы, необходимо пройти путь длиною в жизнь.
Это - непреложный факт, и мне он известен.

[Айвенго]

Дон Хуан взглянул на небо, а потом - на горы. Солнце уже повернуло к западу, а на горах клубились и быстро росли дождевые тучи.
Я забыл завести часы и не знал, который час.
Я спросил дона Хуана о времени, и у него начался такой приступ хохота, что он скатился с плиты, на которой мы сидели, прямо в кусты.

Потом он встал, потянулся, зевнул и сказал:
- Еще рано. Подождем, пока на вершине нашего холма соберется туман.
Ты должен остаться один на этой плите и поблагодарить туман за все, что он для тебя сделал.

А я буду где-нибудь поблизости, чтобы помочь тебе в случае необходимости.

Перспектива один на один встретиться с туманом почему-то привела меня в ужас.
Я подумал, что такая иррациональная реакция с моей стороны - просто идиотизм.

- Ты не можешь, не поблагодарив, уйти из этих безлюдных гор, - твердо произнес дон Хуан.
- Воин никогда не поворачивается к силе спиной, не заплатив за проявленную к нему благосклонность.

Он лег на спину, накрыл шляпой лицо и сложил руки под головой.

- Как я должен вести себя в ожидании тумана? - спросил я. - Что мне делать?
- Пиши! - сказал он из-под шляпы.
- Только не закрывай глаза и не поворачивайся к туману спиной, когда он появится.

Я попытался было записывать, но никак не мог сосредоточиться.
Я встал и начал беспокойно расхаживать туда-сюда.
Дон Хуан приподнял шляпу и взглянул на меня с некоторым раздражением.
- Сядь! - приказал он.

Он сказал, что битва силы еще не окончена и что мне нужно приучить свой дух к безмятежности. Ничто из того, что я делаю, не должно выдавать моих чувств.
Если, конечно, я не хочу, чтобы эти горы стали для меня ловушкой.

Дон Хуан сел и движением руки дал мне понять, что сейчас будет говорить о чем-то очень важном.
Он сказал, что мне следует вести себя так, как будто ничего не происходит, потому что места силы, а в одном из них мы в тот момент находились, способны "втянуть" человека, который чем-то обеспокоен.
Тогда между человеком и местом силы могут образоваться странные и болезненные узы.

- Эти узы - как тяжелый якорь. Они не дают человеку оторваться от места силы иногда в течение всей жизни, - продолжал он.

- А это место - не для тебя. Ты не нашел его сам.
Так что возьми себя в руки, а то еще, чего доброго, штаны со страху потеряешь.

Его предостережение подействовало на меня подобно заклинанию. Несколько часов я работал без перерыва.

Дон Хуан заснул и проснулся только когда туман, спускавшийся с вершины холма, был уже в сотне метров от нас. Он встал и осмотрелся. Я тоже посмотрел вокруг, не поворачиваясь спиной к туману. Спустившийся с гор, которые были справа от нас, туман уже окутал все вокруг. Слева тумана не было, однако ветер, который вроде бы дул справа, гнал туман в долину.

Туман неуклонно нас окружал.

Дон Хуан прошептал мне, что я должен в полном спокойствии стоять на месте, не закрывая глаз. Повернуться и начать спускаться вниз мне можно будет лишь тогда, когда туман полностью нас окружит.
И дон Хуан спрятался среди камней метрах в двух позади меня.

Горы были погружены в величественное и одновременно жуткое безмолвие.
Мягкий ветер шуршал, подгоняя туман, и мне показалось, что это сам туман шипит, скатываясь на меня с вершины холма большими клочьями, похожими на комки плотного белесого вещества. Я понюхал туман. Запах чего-то острого странным образом смешивался с какими-то свежими мягкими ароматами. И туман окутал меня.
У меня возникло ощущение, что туман действует на веки. Они отяжелели. Захотелось закрыть глаза. Стало холодно. В горле запершило, захотелось кашлянуть, но я не решился. Чтобы не кашлянуть, я запрокинул голову и вытянул шею. Взглянув вверх, я почувствовал, что вижу плотность тумана, будто взгляд мой проникает сквозь него. Глаза начали закрываться, я не в силах был бороться со сном. Я почувствовал, что через мгновение рухну на землю. Тут откуда-то выскочил дон Хуан и, схватив меня за руки, сильно встряхнул. Этого было достаточно, чтобы я пришел в себя.

Он шепнул мне на ухо, что теперь я должен что есть духу бежать вниз по склону.
Он будет следовать за мной, потому что ему вовсе не хочется, чтобы на него катились камни, которые я на бегу столкну вниз.
Он сказал, что это - моя битва силы, поэтому я должен быть впереди, и моя задача - сохранять ясность ума и отрешенность, чтобы выбрать правильный путь.

- Это - как раз тот случай, - громко произнес он.
- Мы спустимся, только если твое настроение будет настроением воина. Иначе нам не уйти из тумана.

Мгновение я колебался. У меня не было уверенности в том, что я найду дорогу, которая выведет нас отсюда, из этих гор, на равнину.

- Ну! Беги, кролик, беги!!! - завопил дон Хуан и подтолкнул меня вниз.

[Айвенго]

В разное время по моей просьбе дон Хуан пытался дать название своему знанию.

Он полагал, что наиболее подходящим названием было бы "нагвализм", но этот термин является слишком непонятным.
Назвать его просто "знание" - означало бы не отразить его сути, а назвать его колдовством было бы унизительно.

"Овладение намерением" - слишком абстрактно, а "поиск полной свободы" - слишком длинно и метафорично.

В конце концов, он, не сумев найти более подходящего названия, согласился называть его "магией", хотя признавал, что и этот термин недостаточно точен.

На протяжении лет нашего знакомства он уже давал мне несколько определений магии, но всегда подчеркивал при этом, что они меняются по мере накопления знания.

Приближаясь к концу своего ученичества, я почувствовал, что теперь смогу понять более четкое определение, поэтому снова обратился к дону Хуану.

- С точки зрения среднего человека, - сказал дон Хуан, - магия - это чепуха или зловещая тайна, выходящая за пределы его понимания.
И в этом он прав - не потому, что это действительно так, но потому,
что среднему человеку не хватает энергии, чтобы иметь дело с магией.

Немного помолчав, он продолжал.

- Человеческие существа рождены с ограниченным количеством энергии, которая, начиная с момента рождения, непрерывно развертывается таким образом,
что может быть использована модальностью времени наиболее выгодным образом.

- Что ты имеешь в виду, говоря о модальности времени? - спросил я.
- Модальность времени - это определенный узел энергетических полей,
находящихся в зоне восприятия, - ответил он.

- Я считаю, что восприятие человека на протяжении веков изменяется.
Определенному времени соответствует определенная форма,
определенный узел из бесчисленного количества энергетических полей.

И овладение модальностью времени - этими несколькими избранными полями
- отнимает всю имеющуюся у нас энергию, не оставляя нам возможности использовать какие-нибудь другие энергетические поля.

Едва заметным движением бровей он предложил мне подумать над всем этим.

- Именно это я имею в виду, когда говорю,
что среднему человеку недостает энергии для занятий магией, - продолжал он,

- Если он использует лишь имеющуюся у него энергию,
он не сможет постичь миры, которые воспринимают маги.

Чтобы воспринимать их, магам необходимо использовать обычно не употребляемый пучок энергии.
Естественно, что обычный человек для восприятия мира магов и понимания их восприятий должен использовать тот же пучок, которым пользовались они.

Однако для него это невозможно, так как вся его энергия уже задействована.

Он остановился на минутку, как бы подыскивая нужные слова.

- Подумай об этом так:
все это время ты учился не магии, но скорее - умению сохранять энергию.

И эта энергия даст тебе возможность овладеть некоторыми из энергетических полей, недоступных для тебя сейчас.

Вот что такое магия:

умение использовать энергетические поля, которые не участвуют в восприятии известного нам повседневного мира.

Магия - это состояние осознания.
Магия - это способность воспринимать нечто, недоступное обычному восприятию.

Все, через что я тебя провел, - продолжал дон Хуан, - все, что я показывал тебе, все это было лишь средством убедить тебя, что в мире есть нечто большее, чем мы можем видеть.

Незачем кому-то учить нас магии, потому что в действительности нет ничего такого, чему нужно было бы учиться. Нам нужен лишь учитель, который смог бы убедить нас, какая огромная сила имеется на кончиках наших пальцев.

Какой странный парадокс!

Каждый воин на пути знания в то или иное время думает, что изучает магию; но все, что он делает при этом - это позволяет убедить себя в наличии силы, скрытой в самом его существе, и в том, что он может овладеть ею.

- И это все что ты делаешь, дон Хуан, - убеждаешь меня?
- Именно так.

Я пытаюсь убедить тебя, что ты можешь овладеть этой силой.
В свое время я прошел через то же самое.
И меня так же нелегко было убедить, как тебя сейчас.

- Но после того как мы овладеем ею, что именно мы делаем с ней, дон Хуан?
- Ничего.
Как только мы овладеваем ею, она сама начнет приводить в действие энергетические поля, которые доступны нам, но не находятся в нашем распоряжении.

Это, как я сказал, и есть магия.

В этом случае мы начинаем видеть, то есть - воспринимать нечто иное,
но не как воображаемое, а как реальное и конкретное.
И тогда мы начинаем знать без каких бы то ни было слов.

А вот что делает каждый из нас со своим возросшим восприятием,
зависит от его темперамента.

[Айвенго]

Я не видел дона Хуана несколько месяцев. Была осень 1971 года. Я был уверен, что он гостит у дона Хенаро в Центральной Мексике, и выехал туда, приготовившись к неделе пути. Но, проезжая через Сонору к концу второго дня путешествия, я свернул к его дому и вышел из машины. Как ни странно, меня встретил сам хозяин.

- Дон Хуан! - воскликнул я. - Не ожидал тебя здесь найти.

Дон Хуан рассмеялся. Похоже, мое удивление доставило ему удовольствие. Он сидел у двери верхом на пустом молочном бидоне, как будто давно меня поджидая. Сняв шляпу, он с шутовской галантностью раскланялся, затем снова надел ее и отдал мне честь по-военному.

- Ну, присаживайся, - весело сказал он. - Рад тебя видеть снова.
- А я собирался впустую проделать весь путь до Центральной Мексики, потом мне пришлось бы возвращаться назад в Лос-Анжелес. То, что я нашел тебя здесь, сэкономило мне столько дней пути!

- Так или иначе, ты бы нашел меня, - загадочно произнес он. - Сойдемся на том, что ты должен мне эти шесть дней пути до Центральной Мексики, и ты используешь их на кое-что более интересное, чем нажимать педаль газа в своей машине.

Было что-то необыкновенно привлекательное в его теплой улыбке.
- Где же твой блокнот? - спросил он.
Я сказал, что оставил его в машине, и он велел мне вернуться за ним, поскольку без него я выгляжу сиротливо.
- Я закончил работу над книгой, - сообщил я.
Он пристально посмотрел на меня, так что у меня заныло под ложечкой, словно он чем-то мягким толкал меня в живот. Мне едва не стало дурно, но тут он отвернулся, и все прошло.

Я хотел поговорить о своей новой книге, но он сделал знак, что ему это не интересно, потом заулыбался и тут же втянул меня в беседу о каких-то незначительных вещах. Наконец, мне все же удалось перевести разговор на интересующую меня тему.

Я упомянул, что просмотрел свои ранние записи и пришел к выводу, что с первого дня нашей встречи получал от него подробное описание мира магов, только мне не совсем понятна роль галлюциногенных растений.

- Почему ты так часто заставлял меня принимать эти растения силы? - спросил я.
Он рассмеялся и еле слышно произнес:
- Потому что ты тупой.

Ответил он достаточно внятно, но я на всякий случай переспросил, будто не расслышал:
- Что-что?
- Сам знаешь что, - оборвал он и встал. - Ты слишком заторможенный, - пояснил он, потрепав меня по голове. - И не было другого способа расшевелить тебя.

- Выходит, в этих растениях не было абсолютной необходимости?
- В твоем случае была. Хотя, конечно, есть и такие, кто в них не нуждается.

Он постоял, вглядываясь в кустарник слева от дома, затем снова сел и заговорил об Элихио, другом своем ученике. Он сказал, что Элихио растения силы понадобились всего один раз, в самом начале обучения, но преуспел он гораздо больше меня.

- Вообще восприимчивость - состояние для некоторых вполне обычное, - сказал дон Хуан.

- Но не для тебя. Как, впрочем, и не для меня. В конце концов, восприимчивость - не самое главное.

- А что главное?

Казалось, он подыскивает ответ.

- Главное - это безупречность воина, - сказал он, наконец.
- Но все это лишь способ говорить, способ ходить вокруг да около. Ты уже выполнил ряд магических задач и, я думаю, достаточно созрел для того, чтобы указать тебе на источник самого главного.

Я сказал бы, что для воина самое главное - обрести целостность самого себя.

- Что это значит?
- Я же сказал, что только упомяну о главном. В твоей жизни еще слишком много свободных концов, которые тебе предстоит свести воедино, прежде чем мы сможем поговорить о целостности.

[Айвенго]

В то время меня особо занимало яркое переживание, испытанное мною полгода назад, - "разговор с койотом". Тогда я впервые сумел самостоятельно визуализировать магическое описание мира, в котором разговор с животными был в порядке вещей.

- Мы не будем рассуждать о подобных опытах, - сказал дон Хуан, когда я закончил.
- Не стоит индульгировать, фокусируя внимание на прошедших событиях. Мы можем касаться их, но только для примера.

- Почему, дон Хуан?
- У тебя еще недостаточно личной силы для поиска объяснения магов.

- Значит, существует объяснение магов?
- Конечно. Маги тоже люди. Мы - создания мысли. Мы ищем разъяснений.

- А я-то был уверен, что поиск объяснений - это и есть мой главный недостаток.
- Нет. Твой недостаток в поиске подходящих объяснений, которые вписывались бы в твой мир. Я возражаю именно против твоей рассудочности. Маг тоже объясняет вещи в своем мире, но он не такой твердолобый, как ты.

- Как могу прийти к объяснению магов я?
- Накапливая личную силу, ты придешь к нему естественным образом.

Но объяснение магов - это не то, что понимаешь под объяснением ты. И все же оно делает мир и его чудеса если не ясными, то, по крайней мере, не столь устрашающими.
Именно это должно быть сущностью объяснения.

Но это не то, что ты ищешь. Ты ищешь только отражения собственных идей.

Я устал от своих же вопросов. Однако улыбка дона Хуана подталкивала к продолжению разговора. Для меня была очень важна еще одна тема - его друг дон Хенаро и то странное воздействие, которое оказывали на меня его поступки. Каждая встреча с ним сопровождалась совершенно неописуемым расстройством всех моих органов чувств. Услышав мой вопрос, дон Хуан рассмеялся.


- Хенаро поразителен, - сказал он. - Но пока нет смысла говорить о нем или о его воздействии на тебя. Для этой темы у тебя еще недостаточно личной силы.
Подожди, когда она у тебя будет, тогда и поговорим об этом.

- А если у меня ее не будет никогда?
- Если ее у тебя никогда не будет, значит, мы никогда и не поговорим.

- Но когда же она у меня появится при моих-то темпах продвижения?
- Это зависит от тебя. Я дал тебе все необходимые знания. Теперь ты сам отвечаешь за накопление достаточной личной силы, чтобы суметь потрогать чешуйки.

- Ты говоришь метафорами, - сказал я.
- Скажи лучше прямо, что мне делать. А если ты мне это уже говорил, тогда давай предположим, что я забыл.

Дон Хуан усмехнулся и лег, заложив руки за голову.
- Ты прекрасно знаешь, что тебе нужно, - сказал он.

Я ответил, что и мне порой так кажется, но обычно я не уверен в себе.
- Боюсь, что ты путаешь понятия, - сказал он

. - Уверенность в себе воина и самоуверенность обычного человека - это разные вещи.

Обычный человек ищет признания в глазах окружающих, называя это уверенностью в себе.

Воин ищет безупречности в собственных глазах и называет это смирением.

Обычный человек цепляется за окружающих, а воин рассчитывает только на себя.

Похоже, что ты гоняешься за радугой вместо того, чтобы стремиться к смирению воина.

Разница между этими понятиями огромна. Самоуверенность означает, что ты знаешь что-то наверняка; смирение воина - это безупречность в поступках и чувствах.

- Я все время пытаюсь жить по твоим советам, - сказал я. - Может быть, у меня не всегда это получается, но я делаю все, что могу. Можно ли назвать это безупречностью?
- Нет. Ты должен делать нечто большее. Ты должен постоянно превосходить самого себя.

- Но ведь это безумие, дон Хуан. На это никто не способен.
- Есть масса естественных для тебя вещей, которые лет десять назад показались бы тебе безумием. Эти вещи не изменились. Изменилось твое представлением о себе. Невозможное тогда стало вполне возможным сейчас. Не исключено, что твой полный успех в изменении себя - всего лишь вопрос времени. В этом отношении единственно возможный для воина курс - это действовать неуклонно, не оставляя места для отступления.

Ты достаточно знаешь о пути воина, чтобы поступать должным образом, но тебе мешают старые привычки и нелепый распорядок жизни.

Мне показалось, что я понял его.
- Ты считаешь, что записывание - это одна из моих старых привычек, от которых я должен избавиться? Может, мне уничтожить мою новую рукопись?

Вместо ответа он поднялся и посмотрел на край чапараля. Я сказал, что получил много писем от читателей, которые уверяли меня, что нельзя писать о своем ученичестве. Они ссылались на то, что учителя восточных эзотерических учений требуют соблюдения абсолютной тайны.

- Может, эти учителя просто индульгируют в том, что они учителя? - сказал дон Хуан, не глядя на меня.
- Я не учитель. Я всего лишь воин. Поэтому я понятия не имею, что чувствует учитель.

- Дон Хуан, может быть, я действительно напрасно раскрываю некоторые вещи?
- Неважно, что именно человек раскрывает или удерживает при себе, - ответил он.
- Что бы мы ни делали и кем бы ни являлись - все это основывается на нашей личной силе.

Если ее достаточно, то всего одно сказанное нам слово может изменить нашу жизнь. А если ее мало, то пусть даже будут раскрыты все сокровища мудрости - это ничего нам не даст.

[Айвенго]

Он встал, подошел к кустарнику и начал всматриваться в листву. Было похоже, что он пытается что-то увидеть там, стараясь не подходить слишком близко.

- Что ты там делаешь? - спросил я, не в силах сдержать любопытство.
Он повернулся ко мне и с улыбкой поднял брови.
- В кустах много странных вещей, - сказал он и снова сел.

Его спокойный тон испугал меня больше, чем если бы он внезапно закричал. Я выронил блокнот и карандаш. Он засмеялся, повторив мои движения, и сказал, что преувеличенные реакции являются одним из свободных концов, все еще существующих в моей жизни. Я хотел поговорить на эту тему, но он не позволил.

- Осталось совсем немного дневного времени, - сказал он. - Есть более важные вещи, которые мы должны обсудить до наступления сумерек.

Он добавил, что, судя по моим успехам в "сновидении", я, видимо, научился останавливать внутренний диалог по своему желанию. Я подтвердил это.

В начале нашего знакомства дон Хуан предлагал мне для этого другую технику: подолгу ходить с расфокусированными глазами, пользуясь только боковым зрением.

Он утверждал, что если удерживать расфокусированные глаза на точке чуть выше горизонта, то получаешь почти полный 190-градусный обзор.

Он настаивал, что это упражнение является единственным способом остановки внутреннего диалога. Поначалу он расспрашивал меня о моих успехах, но вскоре перестал интересоваться этим.

Я сказал ему, что применял эту технику в течение нескольких лет, но без особого эффекта. Впрочем, я и не ожидал никаких изменений. Каково же было мое потрясение, когда однажды я понял, что за последние десять минут не сказал самому себе ни единого слова!

Тогда же я понял, что остановка внутреннего диалога - это не просто удерживание слов, произносимых самому себе. Весь процесс моего мышления остановился, и я ощутил себя как бы парящим.

Чувство паники, вызванное этим состоянием, заставило меня в качестве противоядия восстановить свой внутренний диалог.

- Я говорил тебе, что именно внутренний диалог и прижимает нас к земле, - сказал дон Хуан. - Мир для нас такой-то и такой-то или этакий и этакий лишь потому, что мы сами себе говорим о нем, что он такой-то и такой-то или этакий и этакий.

Дон Хуан объяснил, что вход в мир магов открывается лишь после того, как воин научится останавливать свой внутренний диалог.

- Ключом к магии является изменение нашей идеи мира, - сказал он. - Остановка внутреннего диалога - единственный путь к этому.

Все остальное - просто разговоры.

Пойми, - все, что ты видел или сделал, за исключением остановки внутреннего диалога, ничего не смогло изменить ни в тебе самом, ни в твоей идее мира.

Суть в том, что такое изменение не может быть вызвано силой. Вот поэтому учитель и не обрушивается на своих учеников. Это привело бы их лишь к депрессии и навязчивым идеям.

Он попросил подробно рассказать и о других случаях остановки внутреннего диалога, которые у меня были. Я рассказал все, что смог вспомнить.

[Айвенго]

Мы гуляли долго и вернулись лишь к вечеру. Я основательно проголодался. После еды мы устроились на веранде. День был ясным и солнечным. Я чувствовал себя обновленным и хотел поговорить.

- Вот уже несколько месяцев я чувствую себя не в своей тарелке, - сказал я. - Я был очень испуган тем, что вы говорили и делали в мой последний приезд.

Дон Хуан ничего не сказал. Он встал и несколько раз прошелся по веранде.

- Мне нужно поговорить с тобой, - сказал я. - Я окончательно зашел в тупик и не могу не думать об этом постоянно.
- Ты боишься? - спросил он.

Я не боялся. Скорее, я был ошеломлен, перегружен тем, что увидел и услышал. Бреши в моем разуме были такими гигантскими, что я должен был или чинить их, или вообще отбросить свой проклятый рассудок. Мои замечания рассмешили его.

- Не выбрасывай пока свой разум, - сказал он. - Еще не время. Хотя это когда-нибудь и произойдет, но я не думаю, что сейчас именно тот случай.

- Нужно ли мне самому пытаться найти объяснение случившемуся?
- Конечно, - сказал он.

- Это твой долг - успокоить ум. Воины выигрывают свои битвы не потому, что они бьются головами о стены, а потому, что берут их. Воины прыгают через стены. Они не преуменьшают их.

- Как же мне перепрыгнуть через эту? - спросил я.
- Прежде всего, я думаю, смертельно неправильно для тебя относиться ко всему так серьезно, - сказал он, садясь рядом со мной.

- Есть три рода плохих привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, сталкиваясь с необычными жизненными ситуациями.

Во-первых, мы можем отрицать очевидное и чувствовать себя при этом так, словно ничего не случилось. Это - путь фанатика.
Второе - мы можем все принимать за чистую монету, как если бы мы знали, что происходит. Это - путь набожного человека.
И третье - мы можем приходить в замешательство перед событием, когда мы не можем ни искренне отбросить его, ни искренне принять. Это путь дурака. Не твой ли?

Есть четвертый, правильный - путь воина.

Воин действует так, как если бы никогда ничего не случалось, потому что он ни во что не верит.
И, однако же, он все принимает за чистую монету.
Он принимает, не принимая, и отбрасывает, не отбрасывая.
Он никогда не чувствует себя знающим, и в то же время никогда не чувствует себя так, как если бы ничего не случалось.
Он действует так, как будто он в полном контроле, даже если у него, может быть, сердце в пятки ушло. Если действуешь таким образом, то замешательство рассеивается.

[Sadovod]

И поскольку он очень близко знаком со своей смертью, он действует рассудительно, так, словно каждое его действие - последняя битва.
Только дурак может не заметить, настолько охотник превосходит своих ближних - обычных людей. Охотник с должным уважением относиться к своей последней битве.

Это как раз то что у меня не получается(((( так и остался обычным человеком. Чем дальше от точки рождения тем явственней другой конец но от этого не более понятно. Что делать.

А раньше жили не спеша.... «Дорогой длинною…»
А раньше жили не спеша. (...) Умирали тоже спокойно. Бывало, дед какой-нибудь лет в девяносто пять решал вдруг, что умирает. А и пора уже давно. Дети взрослые, внуки уже большие, пора землю делить, а он все живет. Вот съедутся родственники кто откуда. Стоят. Вздыхают. Ждут. Дед лежит на лавке под образами в чистой рубахе день, два, три... не умирает. Позовут батюшку, причастят его, соборуют... не умирает. На четвертый день напекут блинов, оладий, холодца наварят, чтобы справлять поминки по нем, горилки привезут ведра два... не умирает. На шестой день воткнут ему в руки страстную свечу. Все уже с ног валятся. Томятся. Не умирает. На седьмой день зажгут свечу. Дед долго и строго смотрит на них, потом, задув свечу, встает со смертного одра и говорит: "Ни! Не буде дила!" И идет на двор колоть дрова.

Александр Вертинский - Дорогой длинною…
Дорогой длинною…
Александр Вертинский

Майкл что ли принес эту цитату... Все так и есть только хуже.