единственная правильная цель

[Айвенго]

Сегодня мы отправились на прогулку, мы беседовали, потому что тайны магии следует обходить в повседневной жизни молчанием.

Они должны истекать из ничего и вновь возвращаться в ничто.

В этом искусство воина-путешественника - проходить сквозь игольное ушко незамеченным. Так что хорошенько обопрись об эту скалу; я буду рядом на случай, если ты упадешь в обморок.

- Что ты собираешься делать, дон Хуан? - спросил я со столь явной тревогой, что заметил это и понизил голос.
- Я хочу, чтобы ты скрестил ноги и вошел во внутреннее безмолвие, - сказал он.

- Предположим, ты решил выяснить, какие статьи ты можешь привести в доказательство или же в опровержение того, чем я просил тебя заняться в твоей научной среде. Войди во внутреннее безмолвие, но не засыпай. Это не путешествие по темному морю осознания.

Это видение из внутреннего безмолвия.

Мне было довольно трудно войти во внутреннее безмолвие, не уснув. Желание уснуть было почти неодолимым.

Все же я совладал с ним и обнаружил, что всматриваюсь в дно долины из окружающей меня непроглядной тьмы. И тут я увидел нечто, от чего меня пробрал холод до мозга костей.

Я увидел огромную тень, футов, наверное, пятнадцати в поперечнике, которая металась в воздухе и с глухим стуком падала на землю.
Стук этот я не услышал, а ощутил своим телом.

- Они действительно тяжелые, - проговорил дон Хуан мне на ухо.

Он держал меня за левую руку так крепко, как только мог.

Я увидел что-то, напоминавшее грязную тень, которая ерзала по земле, затем совершала очередной гигантский прыжок, футов, наверное, на пятьдесят, после чего опускалась на землю все с тем же зловещим глухим стуком.

Я старался не ослабить своей сосредоточенности. Мною овладел страх, не поддающийся никакому рациональному описанию.

Взгляд мой был прикован к прыгающей по дну долины тени.

Затем я услышал в высшей степени своеобразное гудение - смесь хлопанья крыльев со свистом плохо настроенного радиоприемника. Последовавший же за этим стук был чем-то незабываемым. Он потряс нас с доном Хуаном до глубины души - гигантская грязно-черная тень приземлилась у наших ног.

- Не бойся, - властно проговорил дон Хуан. - Сохраняй свое внутреннее безмолвие, и она исчезнет.

Меня трясло с головы до пят. Я твердо знал, что, если не сохраню свое внутреннее безмолвие, грязная тень накроет меня подобно одеялу и задушит.

Не рассеивая тьмы вокруг себя, я издал вопль во всю мощь своего голоса. Никогда я не чувствовал себя таким разозленным и в высшей степени расстроенным. Грязная тень совершила очередной прыжок, прямиком на дно долины.

Я продолжал вопить, дрыгая ногами. Мне хотелось отшвырнуть от себя все, что могло прийти и проглотить меня, чем бы оно ни было.
Я был столь взвинчен, что потерял счет времени. Вероятно, я потерял сознание.

Придя в себя, я обнаружил, что лежу в своей постели в доме дона Хуана. На моем лбу лежало полотенце, смоченное ледяной водой. Меня лихорадило. Одна из женщин-магов из группы дона Хуана растерла мне спину, грудь и лоб спиртовым настоем, но это не принесло мне облегчения.

Огонь, который жег меня, исходил изнутри. Его порождали гнев и бессилие.

Дон Хуан смеялся так, как будто на свете не было ничего смешнее того, что со мной произошло. Взрывам его смеха, казалось, не будет конца.

- Никогда бы не подумал, что ты примешь видение летуна так близко к сердцу, - сказал он.

Он взял меня за руку и повел на задний двор, где полностью одетым, в обуви, с часами на руке и прочим окунул в огромную лохань с водой.

- Часы, мои часы! - вскричал я.

Дон Хуан зашелся смехом.

- Тебе не следовало надевать часы, отправляясь ко мне, - сказал он. - Теперь им крышка!

Я снял часы и положил их на край лохани. Я знал, что они водонепроницаемы и с ними ничего не могло случиться. Купание очень помогло мне. Когда дон Хуан вытащил меня из ледяной воды, я уже немного овладел собой.

- Совершенно нелепое зрелище! - твердил я, не в силах сказать ничего более.

Хищник, которого описывал мне дон Хуан, отнюдь не был добродушным существом. Он был чрезвычайно тяжелым, огромным и равнодушным.
Я ощутил его презрение к нам. Несомненно, он сокрушил нас много веков назад, сделав, как и говорил дон Хуан, слабыми, уязвимыми и покорными.

Я снял с себя мокрую одежду, завернулся в пончо, присел на кровать и буквально разревелся, но мне было жаль не себя.

У меня были моя ярость, мое несгибаемое намерение, которые не позволят им пожирать меня.
Я плакал о своих собратьях, особенно о своем отце.

[Айвенго]

Дон Хуан утверждал снова и снова, что отключение внутреннего диалога является фундаментальным достижением магии.

В терминологии объяснения о двух сферах внимания, данного мне Ла Гордой, остановка внутреннего диалога была рабочим способом описания отвлечения внимания тоналя.
Дон Хуан говорил, что как только мы остановим внутренний диалог, мы остановим и мир.

Это было операционное описание непостижимого процесса фокусировки нашего второго внимания.
Он говорил, что некоторая часть нас всегда пребывает под замком, так как мы боимся себя.

Эта часть нас с точки зрения разума подобна сумасшедшему родственнику, которого мы держим взаперти в темнице.
Эта часть и была, по словам Ла Горды, вторым вниманием.

Когда оно сможет, в конце концов, сфокусироваться на чем-либо, - мир остановлен.

Поскольку мы как обычные люди знаем только внимание тоналя, то не будет большим преувеличением сказать, что как только это внимание гасится, мир действительно останавливается для нас.

Фокусирование нашего необузданного, нетренированного второго внимания неизбежно должно быть ужасной вещью.

Дон Хуан был прав, говоря, что единственным способом удержать этого сумасшедшего родственника от нападения на нас и является необходимость защищаться при помощи нескончаемого внутреннего диалога.

[Айвенго]

По словам дона Хуана, мы состоим как бы из двух сегментов.

Первый - это наше знакомое физическое тело, которое мы можем ощущать непосредственно.
Второй - светящееся тело, придающее нам вид огромного светящегося яйца, которое может быть замечено только видящими.

Он говорил также, что одной из самых важных задач магии является достижение светящейся оболочки.
Это цель, которая достигается путем сложной системы сновидения и жесткой систематической практики неделания.
"Неделание" он определил как некое непривычное действие, вовлекающее все наше существо и заставляющее его осознавать свою светящуюся часть.

Поясняя эту идею, дон Хуан изобразил наше сознание разделенным на три неравных части.

Самую маленькую часть он назвал первым вниманием и сказал, что это именно то внимание, которое развито в каждом человеке для жизни в повседневном мире; оно охватывает сознание физического тела.
Другую, более крупную часть он назвал вторым вниманием и описал его как то внимание, которое нам нужно, чтобы воспринимать нашу светящуюся оболочку и действовать как светящееся существо.

Он сказал, что второе внимание в течение всей нашей жизни пребывает на заднем плане, если только оно не выводится вперед благодаря специальной практике или случайной травме, и что оно охватывает осознание светящегося тела.

Последнюю, самую большую часть он назвал третьим вниманием.

Это то неизмеримое осознание, которое включает в себя неопределимые аспекты физического и светящегося тел.

Я спросил его, испытал ли он сам третье внимание. Он ответил, что был на его периферии и что если он когда-нибудь войдет в него полностью, я тотчас узнаю об этом, потому что все в нем мгновенно станет тем, чем оно и является в действительности - взрывом, вспышкой энергии.

Он добавил, что второе внимание является чем-то вроде полигона для достижения третьего внимания. Это состояние очень трудно достижимо, но крайне плодотворно.

[Айвенго]

Однажды мы обсуждали это подробнее.
Это было вызвано его реакцией на мою озабоченность относительно того, где мне хранить свои записи.
Я относился к ним с сильным чувством собственности и был обеспокоен их безопасностью.

- Как мне быть? - спросил я его.
- Хенаро уже предлагал тебе решение, - ответил он.
- Ты думал, что он, как всегда, шутит.

Хенаро никогда не шутит. Он сказал тебе, что ты должен был писать не карандашом, а кончиком собственного пальца.
Ты не понял его, поскольку тебе и в голову не пришло, что это - неделание во время записывания. (ловец мыслей-записывать мысли пальцем на любой поверхности)

Я не соглашался, все же считая совет Хенаро просто шуткой. Я воображал себя ученым-социологом, которому необходимо записать все, что говорится и происходит, чтобы вывести окончательное заключение. Для дона Хуана одно с другим не имело ничего общего.

Чтобы быть серьезным исследователем, считал он, вовсе не обязательно делать записи.
Лично я решения не видел. Предложение дона Хенаро казалось мне забавной, но никак не реальной возможностью.
Дон Хуан продолжал отстаивать свою точку зрения. Он сказал, что обычное записывание является способом вовлечения в задачу запоминания первого внимания.

Рекомендация дона Хенаро не была шуткой, так как вождение по бумаге кончиком пальца, являясь неделанием при записывании, заставило бы сфокусироваться на запоминании мое второе внимание, и тогда мне не пришлось бы накапливать горы листов бумаги.

Дон Хуан считал, что конечный результат был бы более точным и более значительным, чем при обычном записывании. Насколько он знал, этого никто никогда не делал, но сам принцип был хорош.

Он заставил меня некоторое время "записывать" подобным образом. Я расстроился. Записывание действовало не только как способ запоминания, но и успокаивало меня. Это была моя привычная опора. Накапливая листы бумаги, я получал ощущение целенаправленности и уравновешенности.

- Когда ты горюешь о том, что тебе делать с записями, - объяснил дон Хуан, - ты фиксируешь на них очень опасную часть самого себя.

Все мы имеем эту опасную сторону.
Чем сильнее мы становимся, тем губительнее становится эта сторона.

Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых концентрировалась бы их сила, а фокусироваться на духе, на действительном полете в неведомое, а не на тривиальных щитах.

В твоем случае такой щит - это твои записи. Они не дают тебе жить спокойно.
Я чувствовал, что нет на земле ничего, что могло бы разлучить меня с моими мыслями и с моими записями.

Тогда дон Хуан избрал для меня задачу в русле "правильного неделания".
Он сказал, что для того, кто, подобно мне, охвачен таким чувством собственности, подходящим способом освободиться от своих записей, было написать книгу, сделав их всеобщим достоянием.
В то время я думал, что это еще большая шутка, чем предложение записывать пальцем.

- Твое стремление обладать и цепляться за вещи не уникально, - сказал он.
- Каждый, кто хочет следовать путем воина и мага, должен освободиться от этой фиксации.

Мой бенефактор рассказывал мне, что было время, когда воины имели материальные предметы и переносили на них свою магию.
Это порождало вопрос, чей предмет более сильный и чей самый сильный из всех. Остатки таких предметов все еще имеются в мире - обломки этой гонки за силой.

Никто не может сказать, какого рода фиксацию получили все эти предметы.
Люди, бесконечно более сильные, чем ты, вливали в них все свое внимание.

Ты пока что просто начал вливать свои мелочные заботы в листы своих записей. Ты еще не добрался до других уровней внимания.

Подумай, как будет ужасно, если к концу своего пути воина ты обнаружишь, что все еще тащишь на спине тюк с записями.

К тому времени твои записи станут живыми, особенно если ты не научишься писать кончиком пальца, и ты все еще будешь вынужден накапливать листы бумаги. В таком случае меня не удивит, если кто-нибудь повстречает твои тюки, идущие сами по себе.

[Айвенго]

Дон Хуан определял искусство сновидения по-разному. Наиболее туманное из этих описаний, как мне теперь кажется, является наиболее удачным.

Он сказал, что искусство сновидения - это, по сути, неделание сна.
Оно дает возможность практикующим его использовать ту часть жизни, которую они обычно проводят в хаосе.

Сновидящие, как бы, не спят вообще, но без всяких болезненных последствий.

Это не значит, что у сновидящих вообще отсутствует сон, просто эффект сновидения продлевает состояние бодрствования за счет использования некоего вспомогательного тела - тела сновидения.

Дон Хуан объяснил мне, что тело сновидения - это нечто такое, что иногда называют "дубль", а иногда - "другой", потому что это точная копия тела сновидящего.

В сущности, это - энергия светящегося существа, белесая, призракоподобная эманация, которая посредством фиксации второго внимания проецируется в трехмерное изображение тела.

Дон Хуан объяснил, что тело сновидения - это не привидение, оно настолько же реально, насколько реально все, с чем мы сталкиваемся в повседневном мире.

Он сказал, что второе внимание неизбежно стягивается фокусом на энергетическом поле нашего существа и трансформирует эту энергию во что-нибудь подходящее.
Самое легкое - это, конечно, изображение нашего физического тела, которое мы хорошо знаем по опыту использования первого внимания.

То, что маги называют волей, как раз и является проводником нашей энергии для создания чего бы то ни было в пределах возможного.

Невозможно определить, где находятся эти пределы, но на уровне светящихся существ их диапазон настолько велик, что напрасно и пытаться установить их; поэтому можно сказать, что воля способна преобразовать энергию светящегося существа во что угодно.

[Айвенго]

Я вспомнил, что был однажды с доном Хуаном и еще одним человеком, лица которого вспомнить не мог. Мы втроем беседовали о чем-то, что я воспринимал как одну из черт мира.

Оно находилось в пяти - семи метрах справа от меня и выглядело как бесплотная стена желтого тумана, разделявшего, насколько я мог судить, весь мир надвое.
Эта стена простиралась от земли до неба, уходя в бесконечность.
Пока мы беседовали, половина мира, находившаяся справа от меня, была целиком закрыта этим туманом, левая же половина была видна как на ладони.

Я помню, как сориентировался по ландшафтным признакам и понял, что ось стены тумана идет с востока на запад. Помню, как спросил дона Хуана, что случилось с миром к югу от этой линии. Дон Хуан заставил меня повернуться вправо, и я увидел, что стена тумана передвигается по мере того, как я поворачиваю голову. Мир был разделен на уровне, недоступном моему интеллекту. Разделение казалось реальным, но граница проходила не на физическом уровне. Она была как-то связана со мной самим. Или это не так?

Был еще осколок этого воспоминания.

Тот, другой человек сказал, что разделить мир надвое - очень большое достижение.
Но еще большее достижение, когда у воина достаточно невозмутимости и контроля для того, чтобы остановить вращение этой стены.

Он сказал, что эта стена не находится внутри нас. Она определенно снаружи в мире, разделяя его на две части и вращаясь, когда мы поворачиваем голову, как если бы она была прикреплена к нашим вискам. Успешное удержание стены от поворота дает воину возможность повернуться к ней лицом и силу проходить сквозь нее в любое время, когда он только пожелает.

Когда я рассказал всем то, что только что вспомнил, женщины были убеждены, что этот другой человек - Сильвио Мануэль. Хосефина, как знаток тумана, объяснила, что преимущество Элихио перед остальными состояло в его способности останавливать стену, так что он по желанию мог проходить сквозь нее.

Она добавила, что стену тумана легче проходить в сновидении, потому что тогда она не движется.

[Айвенго]

Три месяца пролетели почти незаметно.

Но однажды, когда я находился в Лос-Анжелесе, я проснулся на рассвете с невыносимой тяжестью в голове. Это не было головной болью. Скорее, это походило на сильное давление в ушах. Я чувствовал тяжесть также на висках и в горле. Я ощущал жар, но только в голове. Я сделал слабую попытку подняться и сесть. Мелькнула мысль, что у меня, должно быть, удар. Поначалу мне хотелось позвать на помощь, но я все же как-то успокоился и попытался преодолеть страх. Через некоторое время давление в голове начало спадать, но усилилось в горле. Я задыхался, хрипел, кашлял. Спустя некоторое время давление постепенно переместилось на грудь, затем на живот, в область паха, пока, наконец, через стопы не ушло из тела.

Происходившее со мной, чем бы оно ни было, длилось примерно два часа.

В течение этих мучительных часов казалось, будто что-то внутри моего тела действительно движется вниз, выходя из меня.

Мне чудилось, будто это что-то сворачивается наподобие ковра. Другое сравнение, пришедшее ко мне в голову, - шарообразная масса, передвигающаяся внутри тела. Первый образ все же был точнее, так как более всего это походило на что-то, сворачивающееся внутри самого себя, ну прямо как скатываемый ковер.
Оно становилось все тяжелее и тяжелее, а отсюда - нарастающая боль, ставшая совсем нестерпимой к коленям и ступням, особенно в правой ступне, которая оставалась очень горячей еще с полчаса после того, как вся боль и давление исчезли.

Ла Горда, услышав мой рассказ, сказала, что на этот раз я наверняка потерял свою человеческую форму, сбросив все щиты или, по крайней мере, большинство из них.

Она была права.

Не зная и даже не соображая, что произошло, я оказался в совершенно незнакомом состоянии.
Я чувствовал себя отрешенным, не ощущающим воздействий извне.

Теперь уже было неважно, как поступила со мной Ла Горда. Это не означало, что я простил ее за предательство; просто чувство было таким, как будто никакого предательства и не было.

Во мне не осталось никакой - ни явной, ни скрытой неприязни ни к Ла Горде, ни к кому бы то ни было другому.

То, что я ощущал, не было апатией или желанием побыть одному.

Скорее, это было незнакомое чувство отстраненности, способности погрузиться в текущий момент, не имея никаких мыслей ни о чем другом.

Действия людей больше не влияли на меня, потому что я вообще больше ничего не ждал.

Странный покой стал руководящей силой моей жизни.

Я чувствовал, что каким-то образом все-таки воспринял одну из концепций жизни воина - отрешенность. Ла Горда сказала, что я сделал больше, чем воспринял ее, - я фактически ее воплотил.

Дон Хуан вел со мной долгие беседы о том, что когда-нибудь я добьюсь этого. Он говорил, что отрешенность не означает автоматически мудрости, но, тем не менее, она является преимуществом, потому что позволяет воину делать моментальную паузу для переоценки ситуации и для пересмотра позиции.

Для того чтобы пользоваться этим дополнительным преимуществом адекватно и правильно, необходимо, однако, говорил он, чтобы воин непрестанно сражался за свою жизнь.

Я не рассчитывал когда-либо испытать это чувство.
Насколько я мог судить, не было способа сымпровизировать его. Мне было бесполезно думать о преимуществах этого чувства или рассуждать о возможности его появления. В течение тех лет, что я знал дона Хуана, я явно испытывал постепенное ослабление внешних связей с миром, но это происходило в интеллектуальном плане.

В своей повседневной жизни я не изменился, вплоть до того времени, пока не потерял свою человеческую форму.

Я беседовал с Ла Гордой о том, что концепция потери человеческой формы относится к телесным условиям и овладевается учеником тогда, когда он достигает определенного порога в ходе обучения.

[Айвенго]

phpBB [video]

Summer Holiday by Cliff Richard

[Айвенго]

phpBB [video]

AI Animated Video

[Айвенго]

phpBB [video]

March 29, 2025

[Айвенго]

phpBB [video]

AI Music Video - The Ghosts of 3am

[Айвенго]

phpBB [video]

AI video made with Midjourney and RunwayML

[Айвенго]

Для того, чтобы объяснить контроль второго внимания, дон Хуан ввел идею воли.

Он сказал, что воля может быть представлена в виде максимального контроля свечения тела как энергетического поля, или о ней можно говорить как об уровне профессионализма, или как о таком состоянии бытия, которое внезапно входит в повседневную жизнь воина в определенное время.

Она ощущается как сила, излучаемая из средней части тела вслед за моментом абсолютной тишины, или сильного ужаса, или глубокой печали, потому что счастье слишком опустошает и не дает воину концентрации, требуемой, чтобы использовать свечение тела и обратить его в молчание.

- Нагваль говорил мне, что печаль человеческого существа настолько же могущественна, как и испуг, - сказала Ла Горда.

- Печаль заставляет воина лить кровавые слезы.
И то, и другое может привести к моменту молчания.

Или же молчание приходит само по себе из-за того, что воин стремится к нему в течение всей своей жизни.


- Ты сама когда-нибудь испытывала такой момент молчания?
- Испытывала, конечно. Но я не могу припомнить теперь, на что это похоже, - сказала она.

- Мы с тобой оба испытывали его, но никто из нас ничего не может об этом вспомнить.

Нагваль говорил, что это момент отвлечения сознания, еще более тихий, чем момент выключения внутреннего диалога.

Это отключение сознания, эта тишина дают возможность подняться намерению, направить второе внимание, управлять им, заставлять его делать то или другое.

Именно потому он называется волей.

[Айвенго]

- Нагваль говорил, что намерение присутствует всюду, - внезапно сказала она.

- Что это значит? - спросил я.
- Не знаю, - ответила Ла Горда. - Я просто произношу то, что приходит ко мне в голову. Нагваль сказал также, что намерение создает мир.

Я знал, что уже слышал эти слова раньше. Я подумал, что дон Хуан, должно быть, говорил мне это, но я просто забыл.

- Когда дон Хуан говорил тебе это? - спросил я.
- Не могу вспомнить.

Но он говорил, что люди и все живые существа, являются рабами
намерения.

Оно заставляет нас действовать в этом мире. Оно даже принуждает нас умирать.

Он сказал, что когда мы становимся воинами, намерение, тем не менее, превращается в нашего друга. Оно позволяет нам на секунду быть свободными, иногда даже приходит к нам, как если бы оно поджидало нас поблизости.

Он говорил мне, что сам был только другом намерения.
Сильвио же Мануэль был его хозяином.

Целые армады скрытых воспоминаний бились во мне, чтобы вырваться на поверхность. Я испытал на минуту ужасное замешательство, а затем что-то во мне внезапно сдалось. Я успокоился. Я больше не интересовался открытиями о Сильвио Мануэле.

Ла Горда интерпретировала мою смену настроения как признак того, что мы готовы лицом к лицу встретить свои воспоминания о Сильвио Мануэле.

- Нагваль всем нам показывал, что он может делать со своим намерением, - внезапно сказала она.

- Он мог заставлять вещи появляться, призывая намерение.
Он говорил, что если я захочу летать, то должен буду вызвать намерение полета.

Затем он показал мне, как он сам может призывать его, прыгнув в воздух и пролетев круг надо мной, как огромный воздушный змей. Или же он заставлял предметы появляться и исчезать в его руке.

Он сказал, что знал намерение многих вещей и мог вызывать эти вещи, направляя намерение на них.

Различие между ним и Сильвио Мануэлем состояло в том, что Сильвио Мануэль, будучи хозяином намерения, знал намерение всего.

Я заметил, что ее объяснение требует дальнейших уточнений. Она, казалось, изо всех сил пыталась организовать слова в своем уме.

- Я научилась только намерению летать, - сказала она, - повторяя все чувства, которые у меня были, когда летала в сновидении.

Нагваль за свою жизнь научился намерению сотен вещей.

Но Сильвио Мануэль пришел к самому источнику. Он коснулся его.
Ему не надо было учиться намерению чего бы то ни было.
Он составлял с намерением единое целое.

Проблема заключалась в том, что у него не осталось больше желаний, потому что намерение не имеет своих собственных желаний.
Поэтому Сильвио Мануэль мог сделать все, чего бы Нагваль ни пожелал.
Нагваль направлял намерение Сильвио Мануэля.

Но поскольку Нагваль также не имел желаний, большую часть времени они вообще ничего не делали.

[Айвенго]

Для этого он обучил Ла Горду и меня совместному видению и сумел показать нам, что хотя человеческие существа и кажутся видящему светящимися яйцами, но яйцевидная форма - лишь внешний кокон - оболочка светимости, скрывающая крайне интригующую, захватывающую, гипнотизирующую сердцевину, состоящую из концентрических колец желтоватой светимости цвета пламени свечи.

Во время нашего последнего сеанса он позволил нам видеть людей, снующих вокруг церкви. День был на исходе, смеркалось, и существа внутри своих прочных светящихся коконов излучали достаточно света, чтобы ясно освещать все вокруг. Зрелище было чудесным.
Дон Хуан объяснил, что яйцевидная оболочка, казавшаяся такой яркой, на самом деле была тусклой. Светимость исходила из сияющей сердцевины. Оболочка же фактически затемняла это сияние.
Дон Хуан сказал нам, что для того, чтобы освободить это существо, оболочка должна быть сломана. Она должна быть сломана изнутри и в нужное время, точно так же, как проламывают скорлупу существа, вылупляющиеся из яиц. Если им не удается этого сделать, они задыхаются и погибают. И так же, как существа, вылупляющиеся из яиц, воин не может проломить оболочку своей светимости раньше положенного срока.
Дон Хуан сказал нам, что потеря человеческой формы является единственным средством освобождения светящейся сердцевины осознания, выступающей пищей Орла. Сломать эту оболочку значит вспомнить свое другое "я" и прийти к целостности самого себя.

[Айвенго]

Сильвио Мануэль и Элихио, казалось, удерживали стороны вертикальных створок в человеческий рост. Женщины побежали и спрятались позади Ла Горды. Сильвио Мануэль велел всем нам шагнуть в отверстие.

Я повиновался, женщины - нет. За входом ничего не было.
Тем не менее, все там было до краев заполнено этим ничто.

Мои глаза были открыты, все чувства предельно обострены. Я напрягался, пытаясь что-либо увидеть, но передо мной ничего не было, а если и было, то я не мог его различить.

Мои чувства не были привычно разделены. Все пришло ко мне сразу, или же это ничто пришло ко мне в такой степени, как никогда раньше или позже.
Я почувствовал, как все мое тело разрывается на части.
Какая-то часть из середины меня рвалась наружу. Я разрывался, и отнюдь не в переносном смысле. Внезапно я почувствовал, как человеческая рука выхватила меня оттуда прежде, чем я распался.

Женщина-нагваль прошла туда и спасла меня.

Элихио не мог двинуться, потому что он удерживал створки входа, а Сильвио Мануэль держал за волосы четырех женщин, по две в каждой руке, готовясь швырнуть их туда.

Я полагал, что все это должно было длиться с четверть часа, но в то время мне ни разу не пришло в голову подумать о людях на мосту. Время, казалось, каким-то образом остановилось, точно так же, как оно остановилось, когда мы вернулись на этот мост по пути в Мехико.

Сильвио Мануэль сказал, что хотя попытка и оказалась неудачной, она, тем не менее, привела к полному успеху, ибо испытанное мной было истинным чувством смерти.

- В смерти нет ничего величественного и спокойного, - сказал он, - потому что только после умирания и начинается настоящий ужас. С той же неизмеримой силой, которую ты испытал, Орел вытянет из тебя последнюю искру осознания, какую ты когда-либо имел.

Сильвио Мануэль подготовил меня и Ла Горду к очередной попытке. Он объяснил, что места силы в действительности являлись своеобразными отверстиями в оболочке, не дающей миру потерять свою форму.

Место силы может быть использовано так долго, пока человеку хватает силы, собранной во втором внимании.

Он сказал, что ключом к тому, чтобы выстоять в присутствии Орла, является сила собственного намерения. Без намерения нет ничего.

Он сказал мне, поскольку я был единственным, кто входил в иной мир, что меня там чуть не убила моя неспособность изменить свое намерение.
Он был уверен, однако, что путем напряженных тренировок все мы придем к тому, что сможем удлинить свое намерение. Однако он не мог объяснить, чем же все-таки это намерение является. Он пошутил, что только Нагваль Хуан Матус мог бы объяснить это, но его-то как раз и нет поблизости.

[Айвенго]

phpBB [video]

AI Video Made Using Midjourney and RunwayML

[Айвенго]

Первое предписание правила состоит в том, что все, окружающее нас, является непостижимой тайной.

Второе предписание правила состоит в том, что мы должны пытаться раскрыть эту тайну, даже не надеясь добиться этого.

Третье предписание состоит в том, что воин, зная о непостижимой тайне окружающего мира и о своем долге пытаться раскрыть ее, занимает свое законное место среди тайн и сам себя рассматривает как одну из них.

Следовательно, воин не знает конца тайны бытия, будь то тайна бытия камешка, муравья или его самого. В этом заключается смирение воина.

Каждый равен всему остальному.

[Айвенго]

Она объяснила, что пересмотр является основной силой сталкера, так же как тело сновидения является основной силой сновидящих.

Пересмотр состоит из анализа собственной жизни вплоть до самых незначительных деталей.

Таким образом, ее бенефактор дал ей ящик как средство и как символ.

Это было средство, которое должно было позволить ей научиться концентрации, потому что ей придется сидеть там долгие годы, пока вся жизнь не пройдет у нее перед глазами, и одновременно это был символ - символ узости границ нашей личности. Ее бенефактор сказал, что когда она закончит свой пересмотр, то разломает ящик, символизируя этим, что она больше не связана ограничениями собственной личности.

Она сказала, что сталкеры пользуются ящиками или земляными гробами для того, чтобы зарываться в них, пока они вновь переживают, а не просто просматривают, каждое мгновение своей жизни.

Причина, по которой сталкеры должны просматривать свою жизнь так подробно, состоит в том, что дар Орла человеку включает в себя его согласие принять вместо настоящего осознания суррогат, если такой суррогат окажется совершенной копией.

Флоринда объяснила, что поскольку осознание является пищей Орла, Орел может удовлетвориться лишь в совершенстве выполненным пересмотром вместо осознания.

Затем Флоринда сообщила мне основы пересмотра.

Она сказала, что первая стадия - это краткий учет всех случаев нашей жизни, которые явным образом подлежат просмотру.

Вторая стадия - это более полный просмотр, начинающийся систематически с точки, которой может быть момент, предшествовавший тому, когда сталкер сел в ящик, и теоретически может простираться вплоть до рождения человека.

Она заверила меня, что совершенный пересмотр может изменить воина настолько же, если не больше, как и полный контроль над телом сновидения.

В этом смысле, как искусство сновидения, так и искусство сталкинга ведут к одному и тому же - к входу в третье внимание.

Для воина, однако, важно знать и практиковать как то, так и другое.

Она сказала, что женщинам требуются разные конфигурации светящегося тела для того, чтобы добиться мастерства в одном или в другом.

Мужчины же, с другой стороны, могут делать и то, и другое довольно легко, но они никогда не способны достичь такого уровня мастерства, которого в каждом искусстве достигают женщины.

Флоринда объяснила, что ключевым моментом пересмотра является дыхание.

Дыхание для нее стало магическим, потому что это функция, поддерживающая жизнь.

Она сказала, что пересматривать легко, если уменьшить сферу стимуляции вокруг тела.

В этом и состоял смысл ящика. Затем дыхание будет выносить на поверхность все более и более глубокие воспоминания.

Теоретически сталкеры могут вспомнить каждое чувство, которое они испытали в своей жизни, а этот процесс у них начинается с дыхания.

Она предупредила меня, что те вещи, которым она меня учит, являются лишь предварительными и что в другое время и в другой обстановке она научит меня тонкостям.

Она сказала, что ее бенефактор велел ей написать список тех событий, которые ей надо было пережить повторно.

Он сообщил, что процедура начинается с правильного дыхания.

Сталкер начинает с того, что его подбородок лежит на правом плече, и по мере медленного вдоха он поворачивает голову по дуге на 180 градусов.
Вдох заканчивается, когда подбородок укладывается на левое плечо.
После того, как вдох окончен, голова возвращается в первоначальное положение в расслабленном состоянии.
Выдыхает же сталкер, глядя прямо перед собой.

Затем сталкер берет событие, стоящее в его списке на первом месте, и вспоминает его до тех пор, пока в памяти не всплывут все чувства, которые это событие вызвало.

Когда сталкер вспомнит все эти чувства, он делает медленный вдох, перемещая голову с правого плеча на левое.

Смысл этого вдоха состоит в том, чтобы восстановить энергию.

Флоринда сказала, что светящееся тело постоянно создает паутинообразные нити, выходящие из светящейся массы под воздействием разного рода эмоций.

Поэтому каждая ситуация взаимодействия или ситуация, в которой задействованы чувства, потенциально опустошительна для светящегося тела.

Вдыхая справа налево при вспоминании чувства, сталкер, используя энергию дыхания, подбирает нити, оставленные им позади.

Сразу за этим следует выдох слева направо.

При помощи него сталкер освобождается от тех нитей, которые оставили в нем другие светящиеся тела, участвовавшие в припоминаемом событии.

Она сказала, что это - обязательная подготовительная ступень сталкинга, через которую прошли все члены ее партии как через введение в более сложные упражнения этого искусства.

Если сталкеры не прошли этой подготовительной ступени для того, чтобы вернуть нити, оставленные ими в мире, а в особенности для того, чтобы выбросить нити, оставленные в них другими, нет никакой возможности практиковать контролируемую глупость, потому что эти чужие нити являются основой для безграничного роста чувства собственной значительности.

Для того чтобы практиковать контролируемую глупость, поскольку это не является способом дурачить людей или чувствовать свое превосходство над ними, нужно быть способным смеяться над самим собой.

Флоринда сказала, что одним из результатов детального пересмотра является искренний смех при столкновении лицом к лицу с набившим оскомину проявлением самовлюбленности, являющейся сущностью всех человеческих взаимодействий.

Флоринда подчеркнула, что правильно определила искусство сновидения и искусство сталкинга именно как виды искусства, поскольку они являются чем-то таким, что исполняют люди.
Она сказала, что дающая жизнь природа дыхания является тем, что дает в то же время и способность очищаться. Именно эта способность превращает пересмотр в практическое дело.

[Айвенго]

Она объяснила, что сталкеры в основе своей отличаются от сновидящих и что донья Соледад занималась тем, что пыталась помочь мне повернуть голову.

Когда дон Хуан описывал концепцию поворота головы воина для того, чтобы увидеть новое измерение, я понял это как метафору, в которой подразумевалось изменение установки. Флоринда сказала, что это сравнение верно, но что это не метафора.

Сталкеры действительно поворачивают голову, однако они делают это не для того, чтобы повернуться лицом в новом направлении, а для того, чтобы по-другому взглянуть на время.

Сталкеры обращены лицом к времени наступающему. Обычно же мы смотрим на время, уходящее от нас. Только сталкеры могут менять направление и поворачиваться лицом к накатывающемуся на нас времени.

Флоринда объяснила, что поворачивание головы не равносильно взгляду в будущее, а означает, что время видится как нечто конкретное, хотя и непонятное. Поэтому для меня было излишне обдумывать то, что мы делали с доньей Соледад. Все это приобретет смысл, если я смогу воспринять целостность самого себя и в таком случае получу энергию, необходимую для того, чтобы разрешить эту загадку.

Тоном человека, вручающего награду, Флоринда сообщила мне, что донья Соледад является сталкером экстракласса; она назвала ее величайшей из всех. В любой момент донья Соледад может пересекать параллельные линии. Более того, никто из воинов партии Хуана Матуса не был способен делать то, что делала она. Донья Соледад, благодаря своей безупречной технике сталкера, нашла свое параллельное существо.

Флоринда объяснила, что все, что я испытал с Сильвио Мануэлем, или с Нагвалем Хуаном Матусом, или с Зулейкой, или с Хенаро, было лишь микроскопической долей второго внимания. То, что помогла мне испытать донья Соледад, было еще одной микроскопической долей, но совсем другой.

Донья Соледад не только заставила меня повернуться лицом к накатывающемуся времени, но и привела меня к своему параллельному существу. Флоринда определила параллельное существо как противовес, который имеют все живые твари, благодаря тому, что они являются светящимися существами, наполненными энергией.

Параллельное существо любой личности - это другая личность того же пола, очень тесно и нераздельно соединенная с первой. Они существуют в мире в одно и то же время. Двое параллельных существ являются как бы двумя сторонами одной медали.

Воину почти невозможно найти свое параллельное существо, потому что в его жизни слишком много отвлекающих факторов, других вещей, представляющихся первостепенными.

Но те, кто способен справиться с этой задачей, найдут в своем параллельном существе, как это сделала донья Соледад, неисчерпаемый источник молодости и энергии.